Город и город

Их извлекли на поверхность в первые дни раскопок. Я обернулся на звук шагов: вошла профессор Нэнси. Она резко остановилась, уставилась на Ашила и меня. Открыла рот. Она прожила в Уль-Коме много лет, научилась видеть её детали. Она поняла, что ей предстало.

— Профессор, — сказал я.

Она кивнула. Посмотрела на Буидзе, а тот на неё. Снова кивнула и отступила.

— Когда Махалия отвечала за ключи, то после запирания склада ходила на прогулки? — предположил я.

Буидзе, сбитый с толку, пожал плечами:

— А ещё предлагала запирать склад не в свою очередь. И не раз.

Все мелкие предметы покоились в своих матерчатых кроватках. Я в них не рылся, но ощупал всё, что лежало в задней части ящика, без того, что представлял себе должной осторожностью. Буидзе шевельнулся, но останавливать меня не стал. На третьей полке, где хранились предметы, найденные более года назад, одна из завёрнутых вещей подалась под пальцами так, что это заставило меня остановиться.

— Вам бы перчатки надеть, — сказал Буидзе.

Я развернул свёрток, и внутри оказалась газета, в которой был кусок дерева с чешуйками краски и следами от шурупов. Не древний, не резной: обломок двери, абсолютное ничто.

Буидзе не сводил с него взгляда. Я его поднял.

— И какой же это династии? — спросил я.

— Не надо, — сказал мне Ашил и последовал за мной к выходу.

Буидзе шёл позади нас.

— Вот я, Махалия, — сказал я. — Только что заперла дверь. Просто добровольно вызвалась это сделать, хотя очередь кого-то другого. А теперь небольшая прогулка.

Я повёл их на открытый воздух, мимо тщательно расслоённой выемки, откуда на нас с удивлением взглянули аспиранты, на пустырь, усеянный обломками истории, за которым были ворота, открывавшиеся по удостоверениям университета, которые открыли для нас, потому что мы находились там и были теми, для кого этого не могли не сделать, и дальше, в парк. Не такой уж большой парк располагался рядом с раскопками, лишь кустарники да несколько деревьев, среди которых пролегали тропинки. Видны были улькомане, но не слишком близко. Непрерывного пространства Уль-Комы между раскопками и большей частью уль-комского парка не было. Сюда вторгался Бещель.

Мы видели других людей по краям поляны: бещельцев, сидевших на камнях или возле заштрихованного пруда. Парк лишь незначительно находился в Бещеле, несколько метров по кромке зелени, этакая борозда в тропинках и кустах и небольшая протяжённость сплошного пространства, отделявшего две уль-комские части друг от друга. Карты ясно давали гуляющим знать, где они могут пройти. Именно здесь, в штриховке, могли бы вызывающе стоять аспиранты, оценивая расстояние до иностранной державы, упиваясь порнографией разделения.

— Брешь наблюдает за такими бахромчатыми границами, — сказал мне Ашил. — Есть камеры. Мы увидели бы всякого, кто появился бы в Бещеле, не войдя через него.

Буидзе мешкал. Ашил говорил так, чтобы тот не мог слышать. Буидзе старался не смотреть на нас. Я шёл.

— Оркини… — сказал я.

Не было никакой возможности войти сюда из Уль-Комы или вернуться в неё, кроме как пройти через раскопки Бол-Йеан.

— Диссенсусы? Чушь. Она переправляла артефакты не так. Вот что она делала. Смотрели «Большой побег»[23]?

Я подошёл к краю заштрихованной зоны, где Уль-Кома прерывалась на несколько метров. Конечно, сейчас я был в Бреши и мог бы пройти в Бещель, если бы захотел, но я остановился, словно находился только в Уль-Коме. Подошёл к краю пространства, которое она делила с Бещелем, где Бещель ненадолго становился сплошным, отделяя её от остальной Уль-Комы. Убедился, что Ашил за мной наблюдает. Изобразил, что кладу кусок дерева в карман, на самом деле сунув его мимо ремня, себе в штанину.

— Дыра у неё в кармане.

Я прошёл несколько шагов в штриховке, выбросив из штанины деревяшку, по счастью, лишённую заноз. Остановился, когда она упала на землю. Стоял, как бы созерцая линию горизонта, и осторожно опустил ногу, наступив на неё, вдавив её в почву и покрыв растительной прелью и грязью. Когда я, не оглядываясь, пошёл прочь, деревяшка ничего собой не представляла, невидимая, если не знать, что она там.

— Когда она уходила, кто-то в Бещеле — или кто-то похожий, так что вам ничего нельзя было заметить — проходил мимо, — сказал я. — Останавливался и смотрел на небо. Ударял каблуком. Подбрасывал что-то. Присаживался на миг на камень, касался земли, клал что-то в карман. Махалия не брала последние артефакты, потому что их только что убрали и это было бы слишком заметным. Но когда она оставалась запирать, то открывала старые ящики, потому что на это требовалась всего секунда.

— Что она забирала?

— Может, что-то наобум. А может, следовала инструкциям. В Бол-Йеане их каждый вечер обыскивали, так с чего бы думать, что кто-то ворует? При ней никогда ничего не было. Всё было припрятано здесь, в заштрихованной зоне.

— Куда кто-то приходил, чтобы это забрать. Через Бещель.

Я повернулся и медленно посмотрел во всех направлениях.

— Чувствуете, что кто-то за нами наблюдает? — спросил Ашил.

— А вы?

Очень долгое молчание.

— Не знаю.