Город и город

— Вы проделали отличную работу, — сказал он. — Видели, как работаем мы. Нигде в другом месте нет такого, как в этих городах. Ведь не только мы держим их порознь друг от друга. Все жители Бещеля и все жители Уль-Комы. Каждую минуту, каждый день. Мы — последняя преграда: большую часть работы делает население городов. Это действует, потому что вы не зеваете. Вот почему не-видение и не-чувствование имеют жизненно важное значение. Никто не может признать, что это не действует. Так что, даже если вы этого не признаёте, это срабатывает. Но если вы совершаете брешь, даже не по своей вине, на более длительное время, чем кратчайший миг… вы не можете вернуться отсюда.

— Аварии. Дорожно-транспортные происшествия, пожары, случайные бреши…

— Да. Конечно. Если вы изо всех сил торопитесь выбраться отсюда снова. Если таков ваш ответ Бреши, то, возможно, у вас есть шанс. Но даже тогда вы в беде. А если это длится дольше мига, вам уже не вернуться. Вы никогда не будете снова не-видеть. Большинство совершивших брешь — ну, в ближайшее время вы узнаете о наших санкциях. Но есть и другая возможность, очень редкая.

— Что вы знаете о британском флоте? — продолжал Ашил. — Несколько столетий назад? Меня наняли так же, как и всех остальных в Бреши. Никто из нас здесь не родился. Все мы когда-то жили в одном городе или в другом. Все мы однажды совершили брешь.

На несколько минут между нами воцарилось молчание.

— Я хотел бы кое-кому позвонить, — сказал я.

Он был прав. Я представлял себя сейчас в Бещеле, не-видящим Уль-Кому на заштрихованной местности. Живущим в половинном пространстве. Не-видящим всех людей, архитектуру, машины и всё прочее, среди чего я жил. Я, может, сумел бы притворяться, в лучшем случае, но что-нибудь случилось бы, и Брешь бы об этом узнала.

— Это было крупное дело, — сказал он. — Самое крупное за всё время. У вас никогда больше не будет такого крупного дела.

— Я детектив, — сказал я. — Господи. Есть ли у меня какой-то выбор?

— Конечно, — сказал он. — Вы здесь. Есть Брешь, и есть те, кто совершает брешь, те, к кому мы являемся.

Он смотрел не на меня, но поверх накладывающихся друг на друга городов.

— Бывают ли добровольцы?

— Добровольчество — это самый первый и самый явный признак того, что вы не подходите, — сказал он.

Мы шли к моей старой квартире, я и мой вербовщик.

— Могу я кое с кем попрощаться? Есть люди, с которыми я хочу…

— Нет, — сказал он.

Мы продолжали идти.

— Я детектив, — снова сказал я. — А не кто-то там. Я работаю не так, как вы.

— Это как раз то, что нам надо. Вот почему мы были так рады, что вы совершили брешь. Времена меняются.

Значит, их методы могли оказаться не настолько незнакомыми, как я опасался. Могли иметься и другие, действующие в традиционной манере Бреши, использующие в качестве рычага запугивание, персонифицирующие себя в виде ночного страха, меж тем как мне — просеивая информацию, добытую в Интернете, прослушивая телефонные звонки из обоих городов, используя сети информаторов, полномочия за пределами какого-либо закона, вековой страх, а также иногда намёки на иные силы, существующие помимо нас, неизвестной формы, которые мы представляем только как аватары, — предстоит расследовать дела так же, как я расследовал их в течение многих лет. Новая метла. В такой нуждается каждая контора. В этой ситуации был свой юмор.

— Я хочу повидать Сариску. Наверное, вы знаете, кто она. И Бищайю. Хочу поговорить с Корви и Дхаттом. Попрощаться, по крайней мере.

Он немного помолчал.

— Вы не можете говорить с ними. Вот так мы работаем. Если бы не это, у нас вообще ничего не было бы. Но увидеть их вы можете. Если сами останетесь вне их поля зрения.

Мы пришли к компромиссу. Я написал письма своим былым возлюбленным. От руки написанные, они и доставлены были вручную, но не мной. Я не сообщил ни Сариске, ни Бищайе ничего, кроме того, что буду по ним скучать. И это не было просто любезностью.

Я подходил к своим коллегам, и, хоть я не заговаривал с ними, оба они меня видели. Но Дхатт в Уль-Коме, как позже и Корви в Бещеле, различали, что я не был в их городе — или не совсем, или не только в нём. Они тоже ничего мне не сказали. Не рискнули.

Дхатта я увидел, когда он вышел из своего офиса. Он остановился при виде меня. Я стоял у забора возле уль-комского участка, опустив голову, так что он видел, что это я, но не различал выражения моего лица. Я поднял руку, приветствуя его. Он долго мешкал, потом растопырил пальцы, этакий взмах без взмаха. Я отступил в тень. Он ушёл первым.

Корви была в кафе. В бещельском Уль-Кома-городе. Это заставило меня улыбнуться. Я смотрел, как она пьёт густой уль-комский чай в заведении, которое я ей показал. Наблюдал за ней из тени аллеи несколько секунд, прежде чем понял, что она смотрит прямо на меня, знает, что я там стою. Она-то и попрощалась со мной, приподняв чашку и чуть наклонив её в знак приветствия. Я одними губами, хотя даже она не могла этого видеть, сказал ей «спасибо» и «до свидания».