Город и город

Иоланда встала, снова села. Она избегала смотреть мне в глаза. Не пыталась скрыть страха, который не утихал, хотя я уже не был его непосредственной причиной. Боялась показать растущую надежду или дать ей чрезмерную волю. Выражение, воцарившееся на её лице, я не раз видел раньше. Люди нередко жаждут освобождения.

— Айкам хорошо потрудился, — сказал я, опять по-английски.

Айкам, хоть и не понимал этого языка, перевести не просил. Он стоял возле кресла Иоланды и смотрел на меня.

— Вы поручили ему попытаться выяснить, как выбраться из Уль-Комы, не попадая на радар. Удалось?

— Как вы узнали, что я здесь?

— Ваш парень делал именно то, что вы ему велели. Пытался выяснить, что происходит. С чего бы ему заботиться о Махалии Джири? Они никогда друг с другом не разговаривали. А вот о вас он печётся. Так что когда он, выполняя ваше поручение, расспрашивал о ней, это выглядело странно. Наводило на мысли. Зачем он это делает? Это ведь вы, вы о ней волновались, и вы же волнуетесь о себе самой.

Она снова встала и повернулась лицом к стене. Я ждал, что она что-нибудь скажет, но она молчала, и я продолжил:

— Я польщён, что вы заставили его обратиться с вопросами ко мне. Единственному полицейскому, который, по-вашему, просто не мог быть частью происходящего. Аутсайдеру.

— Вы не знаете! — Она обернулась ко мне. — Я вам не доверяю…

— Хорошо, хорошо, я такого и не говорил.

Странное увещевание. Айкам смотрел, как мы тараторим.

— Значит, вы никуда не выходите? — спросил я. — А чем питаетесь? Консервами? Полагаю, Айкам вас навещает, но не часто…

— Он не может часто. Как вы вообще меня нашли?

— Это он мог бы объяснить. Он получил записку: надо прийти. Чего бы это ему ни стоило, он старался окружить вас заботой.

— Так оно и есть.

— Вижу.

На улице сцепились собаки: об этом сообщил нам шум. К ним присоединились их владельцы. Загудел мои телефон, слышимый даже при выключенном звонке. Она вздрогнула и попятилась, словно я мог выстрелить в неё из мобильника. Дисплей оповестил меня, что это Дхатт.

— Послушайте, — сказал я. — Я его выключаю. Выключаю его.

Если он следит за прохождением вызова, то увидит, что звонок перенаправлен на голосовую почту, прежде чем отключились все типы звонков.

— Что же случилось? Кто вам угрожал? Почему вы сбежали?

— Я не дала им такого шанса. Видели ведь, что случилось с Махалией. Она была моей подругой. Я пыталась убедить себя, что это не обернётся таким вот образом, но она мертва.

Она проговорила это чуть ли не с благоговейным ужасом. Лицо у неё исказилось как от боли, и она замотала головой.

— Они её убили.

— У ваших родителей нет от вас никаких вестей…

— Мне нельзя. Я не могу, мне надо… — Кусая ногти, она на мгновение подняла взгляд. — Вот когда я выберусь…

— Отправитесь прямиком в посольство соседней страны? За горами? Почему бы не здесь? Или в Бещеле?

— Сами знаете, почему.

— Допустим, не знаю.

— Потому что они и здесь, и там тоже. Они всем заправляют. Ищут меня. Не нашли только потому, что я скрылась. Они готовы меня убить, как убили мою подругу. Потому что я знаю, что они есть. Знаю, что они реальны.

Тон её в этот момент послужил достаточной причиной, чтобы Айкам её обнял.

— Кто? — Давай-ка это услышим.

— Третья сторона. Между городом и городом. Оркини.

Если бы отмотать время назад примерно на неделю, этого было бы достаточно, чтобы я сказал ей об её глупости или паранойе. Моё промедление — когда она рассказала мне о заговоре, последовали несколько секунд, когда мне безмолвно предлагалось ей возразить, но я промолчал, — укрепило её верования, позволив ей думать, что я с ней согласен.

Она не сводила с меня глаз, принимая за единомышленника и не зная, из-за чего я так себя вёл. Я не мог сказать ей, что её жизнь вне опасности. Не мог сказать ни того, что нет угрозы для жизни Боудена — тот, быть может, уже мёртв — или для моей, ни того, что я мог бы обеспечить её безопасность. Я почти ничего не мог ей сказать.

Иоланда пряталась в этой квартире, найденной и старательно подготовленной её верным Айкамом, в той части города, которую она никогда не собиралась удостаивать посещением и названия которой не знала за день до того, как появилась здесь после трудного и тайного побега — посреди ночи, окольными путями. Они сделали всё, что могли, чтобы превратить квартирку в терпимое обиталище, но это была заброшенная нора в трущобах, которую она не могла покинуть из-за ужаса быть обнаруженной невидимыми силами, желавшими, она знала это, чтобы она умерла.