Город и рыцарство феодальной Кастилии: Сепульведа и Куэльяр в XIII — середине XIV века

Как и их коллеги в Сепульведе, куэльярские судьи более тесно, чем алькальды, контактировали с королем. Они даже взимали штрафы, прямо причитавшиеся монарху[462]. Однако это не означало отсутствия или наличия у них связей с общиной. По всей видимости, подобно алькальдам, они получали свою должность в результате выборов. Такой порядок по просьбе консехо был санкционирован упоминавшейся выше привилегией короля Фернандо IV (1304 г.)[463]. Но наши данные позволяют предположить, что эта норма действовала и ранее. Во всяком случае, единственный куэльярский судья, имя которого нам известно, был уроженцем Куэльяра и принадлежал к влиятельной рыцарской фамилии[464].

Непосредственно после описания статуса алькальдов и судей следует сказать о следующей за ними по значению одной категории апортельядо — городских писцов, или нотариев (escribanos publicos, notarios). Этот порядок не случаен: он соответствует порядку перечисления должностей в 178-м титуле пространного фуэро Сепульведы, который регламентирует нормы вступления оффициалов в должностные обязанности. Согласно ему нотарии приносили клятву вслед за судьей и алькальдами перед альмутасеном и сайоном[465], что, несомненно, свидетельствует о достаточно высоком положении городских нотариев в среде оффициалов. Конкретные данные наших источников подтверждают это мнение.

Должность городского писца — эскрибания (escribanía) — была одной из наиболее важных на территории консехо. Правда, в отличие от судей и алькальдов, нотарий, по-видимому, мог избираться и из лиц, не принадлежавших к рыцарскому сословию: указания на обратное отсутствуют. В круг его обязанностей входили не только составление и верификация частных и публичных актов, что было одной из центральных (и, замечу, наиболее доходных) функций в системе управления на местах, но и активное участие в судопроизводстве. В Сепульведе именно писцы зачитывали соответствовавшие случаю нормы фуэро в ходе рассмотрения дел[466]. Но еще более важной задачей лиц, занимавших эскрибанию, было документальное оформление решений собраний консехо: характер этих собраний, как будет показано ниже, ставил писца-нотария в положение не только фиксатора, но и, в значительной мере, фактического интерпретатора воли общины.

Если в Сепульведе, судя по данным пространного фуэро, назначение и введение в должность нотария происходило в собрании консехо, то в Куэльяре эскрибания находилась под прямым контролем короля. Он не только назначал этих должностных лиц, но и устанавливал плату за оказываемые ими услуги. «Королевское фуэро» подробно регламентировало все стороны деятельности нотариев — от составления частных актов и оформления судебных постановлений до решения вопроса о подлинности того или иного документа. Подготовив грамоту в соответствии с установленным формуляром, нотарий должен был поставить на ней свой знак (señal). Мы хорошо знаем об этом и из многочисленных сохранившихся актов, заверенных куэльярскими писцами[467].

Куэльярские нотарии были монополистами в своей сфере: они составляли акты для всех категорий жителей города и округи вне зависимости от их социальной и конфессиональной принадлежности, о чем говорилось в местных законах. Особенно принципиален тот факт, что одни и те же лица фигурируют в качестве писцов в документах, касающихся как мирян, так и духовенства. Следовательно, даже весьма значительная власть сеговийского епископа не предполагала права назначения нотариев и документы от имени духовных лиц составлялись и верифицировались лишь писцами консехо[468].

Приведенные данные могли бы свидетельствовать об абсолютности прерогатив королевской власти в назначении в Куэльяре городских писцов и контроле за их деятельностью. Однако, как и для алькальдов, реальная ситуация в Куэльяре была гораздо менее однозначной. Даже «Королевское фуэро», трактующее эскрибанию как сферу монопольного ведения короля и сеньора, оговаривает жесткую связь нотария с определенной территорией: нотарий имел отношение лишь к документам, касавшимся местных жителей, но не уроженцев других мест[469].

Причины введения в текст фуэро подобной нормы вполне естественны и понятны. Они продиктованы стремлением законодателя четко разграничить территории ведения различных писцов во избежание путаницы и конфликтов между ними. Вместе с тем необходимо учесть и логическое следствие введения этой меры — совпадение границ района, на который распространялись полномочия нотариев, с границами консехо как территориальной единицы. Для королевской власти оказывалось наиболее целесообразным назначать городских писцов из числа местных жителей, т. е. членов соответствующей общины.