Город И

Устроившись напротив, Филипп цепко всмотрелся в рыжеволосую красотку. Что ж, и вблизи она его не разочаровала. Такую не забудешь! Создавалось впечатление, что ее мраморно-белая кожа будет светиться в темноте, само же лицо с его с приглушенными красками и прозрачными, почти незаметными бровями на первый взгляд казалось совершенно невыразительным. Девушка не подчеркнула его даже при помощи косметики – разве что губы слегка тронула розовым блеском. При этом все черты отличались удивительной чистотой линий и, пожалуй, изяществом… Было что-то аристократическое и благородное в этом нежном, тонко прорисованном лице.

–Нравлюсь? – с веселой иронией осведомилась по-английски пока еще незнакомка, нарушая молчание. Говорила она с тяжеловатым на слух немецким акцентом, но голос был звонким, с очаровательными смеющимися интонациями.

–Еще бы, – нисколько не смутился Филипп. – Кстати, меня зовут Филипп Б… Я французский турист.

–Я – Миа, художница, – назвала себя девушка. – Живу здесь, в городе И.

–И не скучно тут жить?

Вопрос вырвался совершенно непроизвольно, Филипп вовсе не собирался его задавать. Пожалуй, было в нем, этом вопросе, что-то бестактное…

Миа, впрочем, как будто не обиделась, скорее – удивилась.

–Скучно? – недоуменно повторила она. – Ну… я не знаю, что вы понимаете под скукой.

–Наверно, причина непонимания в языковом барьере, – предположил Филипп и постарался объяснить свою мысль доходчивее: – Скука – это когда нечего делать. Ну вообще нечего!

–И что же в этом плохого? – пожала плечами Миа. – Если нечего делать – это прекрасно! Можно просто расслабиться и жить…

–То бишь – скучайте красиво? – усмехнулся Филипп. Противиться мягкому обаянию Миа было невозможно.

–Именно! – с азартом подтвердила прелестная художница. – Хотите, научу?

–Уверен, с умением красиво скучать нужно родиться… но я буду рад уроку!

–Договорились! – засмеялась девушка.

* * *

В будущем Филипп нередко с теплотой вспоминал часы, проведенные рядом с Миа. Последняя пыталась объяснить своему спутнику простые истины – до того очевидные, что к ним давно уже никто всерьез не относился. Но, увы, очевидность не подразумевала выполнимость… казалось бы, что может быть проще: расслабься и живи себе, радуйся, чему можно радоваться, радуйся хотя бы отсутствию серьезных поводов грустить… скажете, просто? Только в теории!

Филипп слушал веселый щебет Миа, рассеянно улыбался ее детской восторженности и непосредственности, кивал с деланно важным видом, – но понимал, как далек яркий и лучезарный мир этой молоденькой художницы от его собственной сухой и выверенной до последней черточки реальности.

Что ж, тем удивительнее был этот день… солнечный, теплый, ясный, он запечатлелся в памяти Филиппа чередой красочных картин.

Вот они с Миа едят мороженое в парке. Девушка поглощает холодное ванильное лакомство с явным наслаждением, и это удовольствие заразительно. На миг и Филипп ощутил подзабытую детскую радость, которую дарили ему, ребенку, такие вот вкусности.

А вот они кормят лебедей хлебными крошками. Миа со своей утонченной грацией и белой кожей и сама похожа на изысканного лебедя. Женщина-лебедь в окружении лебедей-птиц… Чарующее зрелище!

Вот они зашли в кафе, где Миа заказала кофе-мокко Maria Theresia с апельсиновым ликером и взбитыми сливками, а Филипп – двойной эспрессо (Doppelter). Из сладкого выбрали по ломтику знаменитого шоколадного торта «За́хер», изобретенного в свое время австрийским кондитером Францем Захером.

–Кофе, что я пью, когда-то очень любила императрица Мария Терезия, – пояснила спутнику Миа, азартно расправляясь со своей порцией роскошного десерта. – Потому его так и назвали.

–Ты поэтому его предпочитаешь?

–Все зависит от настроения, – беззаботно пожала плечами девушка. Ее прозрачные глаза сверкнули озорством. – Когда чувствую себя императрицей – предпочитаю! – и Миа дразняще рассмеялась ему в лицо, словно понимая, что он уже не знает, когда она шутит, а когда говорит всерьез.

Потом они долго гуляли по мосту, глядели на стремительную реку, на величественно возвышающиеся горы, чьи угловатые, подернутые облаками вершины буквально врезались в полотно небес. Говорили обо всем и ни о чем. Миа ни разу не упомянула о своей реальной жизни, – только о картинах, которые создавала, о прошлых творческих удачах и о будущих замыслах. А о действительно важном – ни слова.

–Но для меня важно именно это, – спокойно возразила Миа, когда Филипп деликатно упрекнул ее за странную скрытность. – Понимаешь? Мои работы, мой мир… это и важно.

–Я-то имел в виду другое, – настаивал Филипп, пытаясь заглянуть ей в лицо. Это оказалось неожиданно трудной задачей: девушка оперлась о парапет, отвернулась к реке, устремив взгляд на ее неспокойные воды и став непривычно серьезной. – Чем ты зарабатываешь? С кем живешь – одна, с мужем, с родителями? Училась где-нибудь или все еще учишься?

–Ах, вот что ты считаешь важным… – скучливо протянула Миа, в голосе отчетливо слышалось разочарование. – Все это такая проза…

–Пускай проза… не только же поэзией жить!