Город Ильеус

— Каждый человек нам нужен. Нужен больше, чем что бы то ни было, товарищ Сержио. У капиталистов есть деньги, и они покупают всё: суд, полицию, церковь, правительство — всё. А у нас только один капитал — товарищи…

— И что ж из этого следует?

— Что из этого следует? Если бы вы были членом партии, я сказал бы вам: «Товарищ Сержио, это нехорошо. Хотя её муж экспортер, все-таки это нехорошо. Если вы друг другу нравитесь, почему не соединитесь вместе? Почему обманываете человека?» Вот что бы я сказал…

Жульета пристально смотрела на Жоакима. Впервые в жизни с ней говорили так прямо — так прямо и резко. Но гость ей нравился, и она уже не сердилась на себя за то, что сказала. Жоаким поймал её понимающий взгляд.

— Простите меня, сеньора. Это потому, что, если бы он был членом партии, его поведение было бы вредно для революции и для него самого. Тогда бы я так и сказал. Но вы, товарищ Сержио, только сочувствующий, и никаких обязательств у вас нет. Мы от вас не можем требовать больше, чем вы делаете, а это уже много. Ваши советы, ваши взносы, ваши стихи, что важнее всего…

Жульета подняла глаза:

— Вы хотите сказать, что я должна оставить Карлоса и уйти к Сержио?

— Это будет правильно…

— Очень хорошо, — сказал Сержио. — Никто не спорит. Так, в целом, это верно. Но есть частности. Жульета выросла в роскоши, привыкла к комфорту, к большим деньгам. Вы скажете, это глупости? Так кажется с первого взгляда, но это не так. Я живу на жалованье, на жалованье, которое потеряю, если Жульета уйдёт ко мне… Мы слеплены из другой глины, чем вы, коммунисты. И глина эта — непрочная, она легко превращается в грязь… О, слишком легко.

Он вдруг заговорил откровенно, совсем откровенно, с неожиданной горячностью:

— Вы говорите о партии… Вы, значит, думаете, что мы, интеллигенты, сочувствующие партии, но не входящие в неё, не любим её? Мы любим её, да, любим, и очень сильно! Она для нас — залог нового мира, того мира, о котором мы мечтаем, о котором мы говорим в своих книгах, который мы ищем; залог того, что этот мир будет построен. Мы стоим у порога партии и не входим, несмотря на всю нашу любовь к ней. Не входим. Остаемся снаружи и толпимся вокруг… Как индюки какие-нибудь… А почему? Потому что мы не слеплены из той глины, из которой вылеплены вы… Мы слеплены из грязи… Из грязи, поверьте. Мы по шею увязли в этой грязи… Мелочи жизни засасывают нас, давят, уродуют и убивают.

— Каждый может исправиться… И партия помогает… Никто не родится так, сразу, плохим или хорошим… Партия помогает людям, формирует их, направляет…

Сержио сказал решительно:

— Лучше быть только сочувствующим партии, но добросовестным, чем плохим членом партии…

Жоаким неопределенно улыбнулся, словно соглашаясь. Жульета была необычайно заинтересована разговором. Всё это было частью того чудесного мира, который она открывала постепенно, день за днём. Слова Сержио падали тяжело, как свинцовые:

— Вы говорите о люмпен-пролетариате… Как-то раз мы беседовали об этом, помните? Бродяги, богема, уличные женщины, воры. А мы — мелкая люмпен-буржуазия… Вы думаете, я могу уйти с Жульетой? Вот так просто взять и уйти? Если посмотреть на нас сейчас — красота! Что может быть лучше? Она меня любит, я её люблю. По-настоящему, всем сердцем, поверьте, Жоаким. Но если бы мы ушли, если бы она бросила мужа, а я со скандалом потерял место, если бы мы стали жить на жалованье, которое я с трудом зарабатывал бы в какой-нибудь редакции, что осталось бы от этой красоты? Надолго бы её хватило?

— Всё это сложно… — сказал Жоаким устало. — Когда кто-нибудь из товарищей приходит ко мне за советом, он говорит о конкретных вещах, и я могу помочь ему. «Жоаким, дела-то идут плохо! Заработка не хватает, есть нечего. Что нам с семьей делать?» И я говорю: «Объявим забастовку». Это конкретно, это люди понимают, видят ясно, как руками трогают. А вы мне говорите: «Я живу с замужней женщиной, она мне нравится, я ей — тоже. Мы встречаемся тайно, это нехорошо, конечно. Но мы не можем уйти вместе, потому что не можем вынести трудную жизнь». Что ж я тут могу сказать?.. Не знаю, что и посоветовать, нехорошо это, по-моему, вот и всё.

Наступила тишина. Жульета хотела что-то сказать, но промолчала. Жоаким снова заговорил:

— Сложно всё это. Когда-то Роберто путался с женой Танкредо; молоденькая была девчонка, хорошенькая. Встречались, будто, на пляже. Я узнал, позвал его. «Роберто, это ты плохое дело затеял. Член партии не должен так поступать. Если женщина тебе нравится, возьми её к себе и живите вместе». Роберто почесал голову, бессовестный был негр, по правде сказать, но всё-таки стал жить с ней вместе. Танкредо сходил с ума, сердился, хотел драться, но наконец успокоился. Вот как… А в другой раз всё страшно запуталось. Этот случай был с Безеррой, вы его не знаете, он уехал отсюда. Он сошелся с Эльзой, женой Лоло. Безерра был человек прямой, не стал долго раздумывать. Пошел к Лоло и всё как есть ему и выложил. Эльзу-то он увел, но Лоло покончил с собой. С тех пор Безерра ни на что не годен. Тоска его замучила. Запутанная история…

Жульета сказала: