Город из стекла

– Хорошо хоть не Грут, – довольно проворчал Игорь. Пошарив в кармане, нашел случайно завалявшуюся карамельку со свистком – бог весть как она там оказалась, наверное, после очередного налета на Тонькины припасы. Пацан конфету принял без особого энтузиазма, но ему и нужно-то всего было пару секунд. И когда Митька поднял глаза, рядом на песке даже следов не оказалось. В небе догорали последние искорки салюта.

А был ли волшебник? Кто знает. Мальчик точно был, но благоразумно решил никому ничего не рассказывать. Все равно не поверят.

***

Сначала дождь, потом фейерверк – пока добирались до клиники, Дену казалось, что он видит очередной сон. Будто репетируя сцену из Тониной любимой дорамы, они с Настей шли по улице, укрывшись под ее зонтом.

Так близко. Так тепло. И таким жалким казался он самому себе. Но отказаться, отпустить ее домой, остаться в полном одиночестве среди спешащей толпы – нет, этого он сейчас никак не мог.

Он не помнил, что отвечал в регистратуре, но в конце концов им все же выдали халаты и проводили в нужную палату. Сам он бы дорогу не нашел.

– Слушай, неловко просить, но… – он замялся. Настя все поняла с полуслова.

– Я буду здесь, если что – просто позови, – она послушно присела на диван, сложив руки на коленях. Отличница, комсомолка, спортсменка. Жаль, ему сейчас было не до шуток.

Викино лицо казалось бледным, совсем фарфоровым. Темные косички притаились по бокам – будь это сном, самое время было бы обыграть идею спящей царевны Клеопатры с верными стражами-змеями на подушке. Протяни руку – и навеки попадешь в рабство сна.

На мониторе тянулась тоненькая зигзагообразная линия. Сколько раз он уже видел подобное – но именно сейчас почти физически ощутил, как эта тоненькая ниточка оборвется…

Отпусти прошлое, Денис.

Он яростно отогнал от себя эту мысль. Устаревший принцип психологов-дилетантов. Без прошлого не бывает будущего, этот урок он усвоил накрепко, научился на ошибках клиентов. Да и своих собственных хватило с лихвой.

– Сынок?

Силуэт матери казался почти прозрачным в темноте. Ден даже заподозрил было, что он уже спит, и его встречает один из призрачных обитателей потусторонья. Словно его прошлое приняло облик худенькой, состарившейся женщины.

– Ты похудел, – матери он всегда казался слишком худым. И да, вон на тумбочке и заветная, знакомая с детства кастрюлька с пирожками. – Совсем ничего не ешь?

– Клиенты подкармливают иногда, – отшутился Ден, тщетно пытаясь нащупать выключатель. Пальцы почему-то натыкались на холодную стену, и от этого все тело начала бить короткая дрожь. Вздохнув, мать щелкнула переключателем.

– Пробки вылетели на этаже или что-то такое, – пожаловалась она. – Хорошо я ее ночник принесла, любимый.

С мягким теплым светом стало значительно уютнее. По крайней мере, лицо сестры уже не казалось сделанным из алебастра.

– Ты учился все это время, мне говорили… – мать говорила медленно, аккуратно подбирая слова. Словно боялась оттолкнуть, поранить его неловкой фразой. – Можешь теперь ее разбудить?

Он попробует. Хотя, предпочел бы сделать это без лишних свидетелей. И все же, когда они вдвоем взяли Вику за руки, на какой-то момент показалось, что наконец-то удалось починить что-то важное. Вернуть семью, расколотую ссорами и недопониманием.

На этот раз даже не было двери: его просто выбросило в пустоту. Больнично-белую, как разлитое в детстве молоко. Ден немного постоял, приноравливаясь. Под ногами явно ощущался пол, жесткий и гулкий. Откуда-то сверху лился мягкий, рассеянный свет. Тишина. Пустота. Значит ли это, что он опоздал?

– Вика… – голос пронесся эхом, хотя он едва шевельнул губами. – Вик, это я. Я вернулся…

Только сейчас он вспомнил, где еще видел подобное: в районном крематории, когда пришел вместе с одногруппниками провожать старенького профессора. Тогда стояла такая же звенящая, торжественная тишина, смешанная с терпким ароматом хризантем. Он один по старинке принес пару гвоздик – и они выделялись на фоне белого мрамора, как две капельки крови.

– Вика!

А там, снаружи, продолжал греметь салют. Поначалу он блокировал все отголоски: профессиональная привычка, чтобы не нарушить ход чужого сна. А потом вдруг махнул рукой: пускай. Пускай!

Пусть цветут краски – расплываются акварелью на мертвенно-бледном фоне, накладываются аляповатыми мазками в художественном беспорядке, лишь бы закрыть эту зияющую пустоту. Откуда-то с лаем выскочил совершенно плоский пес с глазами-пуговками и торчащими нитками из виляющего хвоста. Точно, Вика тогда принесла свою первую поделку из детского сада, и ее торжественно поместили рядом с отцовским трофеем: буддийскими четками с Тибета.

А потом ты ругал ее на чем свет стоит за то, что повесила бисерную кисточку игрушечному щенку на шею – и потеряла где-то в песочнице.