Город Иж

Сержант Ижской доброполиции Лев Бурганов сидел на бетонном парапете Дубинского парка, открывая третью за утро бутылку свежего ишимского пива (две другие уже благополучно валялись четырьмя метрами ниже, на территории парка), когда его внимание было отвлечено странным шумом с той стороны, где стоял патрульный автобус доброполиции. Повернув бритую голову, он с удивлением увидел, как какой-то подзаборный пьянчужка одним ударом уложил лейтенанта Горбачева и поверг в бегство трех нижних чинов доброполиции. "Непорядок" - хмыкнул сержант и, подхватив свою палку, лежавшую рядом на парапете, направился в сторону нарушителя.

Константин развернулся на окрик и увидел приближавшегося к нему бритоголового мордоворота в той же черной форме, странно сочетавшейся с красным цветом лица незнакомца. В левой руке он сжимал деревянную палку, в правой - наполовину опустошенную бутылку темного стекла из-под ишимского пива. В голове кавалергарда промелькнула мысль, знает ли господин Леснов, сиятельный владелец Ишимских и Томских пивзаводов, какую дрянь разливают в городе Иже в его бутылки. Продолжить размышления на данную тему Григорьев не успел, ибо мордоворот с диким ревом кинулся на него. С треском сшиблись палки и одновременно бутылка ишимского обрушилась на голову Константина. Прежде чем окончательно отключиться, он услышал звон разбитого стекла.

Григорьев пришел в себя, когда "черепашка", визжа тормозами, остановилась на углу Восьмой и Бодалевской, перед одноэтажным деревянным бараком в пять окон по главному фасаду, над которым гордо развевался оранжевый флаг Прикамья. Четверо полицейских подхватили еще не открывшего глаза экс-поручика за руки и за ноги, и попытались бережно вытащить из автобуса. "Дураки, двери то узкие!" - завизжал тот самый, которому Константин подбил глаз. Он раньше всех выскочил из кабины и вступил в непонятную постороннему перепалку с владельцем стоящего рядом скромного серого "хорька", внешний вид которого явно свидетельствовал о том, что данное транспортное средство не иначе как своим ходом добиралось до Ижа с Николаевских заводов "Руссавто". "Подбитый" так увлекся общением с рыжебородым тощим гражданином в грязно-сером плаще, которого он намеревался оштрафовать за парковку машины в неположенном месте, что слишком поздно обратил внимание на действия своих подчиненных. Не успело затихнуть эхо его крика, как шедший первым сержант-мордоворот врезался в стенку автобуса и "рыбкой" нырнул на асфальт, умудрившись и в такой ситуации не выпустить левый руку кавалергарда. Тело Константина дернулось вслед за рукой, раздался чей-то отчаянный вопль и через мгновение экс-поручик лежал наверху груды человеческих тел, распластавшихся на каменной мостовой. В мозгу промелькнула мысль о бегстве, но кавалергард решительно отмел ее. Во-первых, ему не хотелось ссориться с местной полицией, во-вторых, с этой частью города был он совершенно незнаком. Скатившись с кучи полицейских и ухватившись за кусок гранита, Константин встал на ноги. Кусок гранита оказался частью странного сооружения, в котором, после некоторых усилий Григорьев узнал постамент бюста. Но самого бюста на месте не оказалось. Отсутствовала и надпись, которая могла рассказать о том, кому выпала честь занимать это место. "Может, это какой-нибудь местный языческий кумир" - подумал экс-поручик, вспоминая вчерашний рассказ инженера Трещевского. Пока он размышлял над этой проблемой, за его спиной слышался отборный мат. Обернувшись, он увидел, что его конвой уже встал, но не без потерь, - тщедушный человечишка с чахлой бороденкой, державший кавалергарда за правую руку так и остался лежать на мостовой, не подавая признаков жизни. Остальные представители службы правопорядка не обращали внимания на своего соратника. "Подбитый" махал руками, как ветряная мельница в штормовую погоду, и с пеной у рта орал что-то нечленораздельное в адрес мордоворота, разбившего при падение нижнюю губу в кровь. Сержант, бывший на две головы выше "подбитого", не обращая на него внимания, деловито отряхивал свою фуражку с золотым околышем. Водрузив наконец ее на свою бритую голову, он повернулся в сторону лейтенанта и, ухмыльнувшись , пробурчал:

- Чё орал-то, получилось ведь, - завершив фразу трехэтажным матом. После такого аргумента "подбитый" замолк, отдышавшись, махнул рукой и произнес:

- Пошли, что ли. - и направился к высокому крыльцу барака. За ним последовали его подчиненные. Константин остановил их окриком: "Подождите!"- и указал на так и не подававшего признаков жизни пятого полицейского. Этот жест поверг его сопровождающих в состояние глубочайшей задумчивости. Первым из него вышел один из нижних чинов, невысокий рыжий удмурт:

- Да чё, пусть полежит, авось к вечеру проспится.

- Не-е, только к утру, - не согласился с ним другой нижний чин, высокий тощий татарин.

- Да хрен с ним, с этим Бедиславом, - изрек, потерев бритый загривок, сержант.

Последним высказал свое мнение "подбитый", на форме которого Григорьев разглядел нашивки лейтенанта:

- Не пойдет.