Город каменных демонов

Едва лишь лимузин Шалаева остановился возле вновь осиротевшего постамента, автомобиль тут же облепили растерянные бойцы.

— Чего вам? — грубо одернул Малюта парней, совсем забывших про субординацию и лезущих прямо к шефу, сейчас совершенно не расположенному беседовать на какие бы то ни было темы. — С ума тут посходили? Куда прешь?.. — рванул он за кожаный локоть одного, самого настырного. — В лоб захотел?

— Отстань!.. — Зрачки маленьких бесцветных глазок в обрамлении рыжих ресниц выглядели на белом веснушчатом лице пулевыми пробоинами в мишени. — Отстань, говорю!..

Начальник охраны мазнул взглядом по куртке, оттопыривающейся на животе, там, где за опояску брюк, как он знал, был засунут пистолет, и медленно разжал пальцы.

— Что произошло-то?

— А вон…

Парень мотнул головой куда-то за спины товарищей, и те нехотя расступились.

Поверженный памятник лежал почти там же, где и вчерашний, выглядел примерно так же, только из-под смятой металлической туши теперь расплывалась темная лужа, частью уже успевшая впитаться в щели брусчатки. Да из рваного пролома на месте отсутствующей бронзовой конечности свешивалась чья-то рука, неестественно вывернутая в суставе.

— Ганс? — шепотом, косясь на индифферентного шефа, сгорбившегося на заднем сиденье автомобиля, осведомился Малюта.

— Он… По часам на руке опознали…

* * *

— Я не знаю, как это все получилось, — Холодный несчетный раз мерил шагами из угла в угол шалаевскую спальню, поскольку «совет» длился давно. — Я ни в чудеса, ни в мистику разную не верю… Я даже фантастику в детстве не любил читать! — с вызовом остановился он напротив Малюты, который сидел, уронив огромные руки на колени.

— А это как раз зря… — донесся из угла ехидный, как всегда, голос Лодзнера. — Хорошо, знаете ли, мозг развивает…

— Заткнись, Моисеич! — простонал шеф, простершийся на своем роскошном ложе, будто умирающий римский император в окружении слуг. — Не до твоих прикольцев… Продолжай, Миха…

Все условности были забыты. Генералы «Гишпании» вновь стали теми «фартовыми пацанами», какими начинали в середине восьмидесятых. Без чинов и званий…

— Может, и не обошлось без мистики, конечно. Как иначе живого человека в бронзовую куклу закатать, чтобы ни шва, ни разъема… Но пусть в этом попы разбираются, это им по должности положено. Или фантасты те же.

— Ты-то чего предлагаешь?

— Валить нужно отсюда, вот и все! Прямо поутру и валить! Чего ждать? Гори он синим пламенем, этот Тёйфелькирхен…

Холодный остановился на полушаге с поднятой ногой:

— Так, может, он поэтому так называется?..

— Между прочим, это твоя идея.

— Ну моя, моя… Каюсь! Но не подыхать же нам тут из-за всего этого?..

— Мэра кончать нужно, — заявил вдруг Малюта, не поднимая взгляда.

— Почему? Он-то здесь при чем?

— Нужно кончать, — упрямо повторил боевик. — Не знаю, как и каким боком, но это его рук дело. Чую…

— Ладно, — буркнул шеф с постели. — Поутру и отчалим. А с Мельником этим потом разберемся.

— Чего до утра ждать? — подскочил на месте Холодный. — Прямо сейчас!

— Не гони волну, время есть… Шалаев ошибался…

Где-то за окном ударил выстрел, другой, простучала короткая очередь, раздался крик, тут же захлебнувшийся на странной ноте…

— Что там? — повскакивали все со своих мест, даже шеф приподнялся на своем ложе.

Выстрелы уже звучали не переставая. Канонада, отражаясь от стен домов, усиливалась многократно, и уже невозможно было отличить выстрелы от порождаемого ими эха. В окнах же, кроме вспышек от выстрелов, ничего различить не удавалось.

Малюта с выхваченным из-под мышки «Стечкиным» бросился к двери, бледный Лодзнер тыкал трясущимся пальцем в кнопки мобильника, Холодный вытаскивал из шкафа бронежилеты для себя и шефа…

Один лишь Шалаев не двигался с места, уставившись незрячими глазами куда-то в потолок и беззвучно шевеля губами. Рука сквозь ткань на груди тискала нательный крест.

Нет, святости в этом золотом гимнасте[3] размером с добрый архиерейский не было ни на грош… Но, сталкиваясь с инфернальным лицом к лицу, мы всегда тянемся к чему-то, что вселяет надежду, хотя бы толику уверенности…

А выстрелы и вопли гремели уже в доме.

— Гаврик! — теребил Михаил заторможенного Шалаева, запихивая его безвольное тело в фирменный бронежилет, насильно всовывая в руку многозарядный «Глок» и затравленно озираясь. — Пора валить отсюда, очнись!

Но бежать уже было некуда.

В помещение спиной вперед ввалился окровавленный Малюта, на ходу переворачивая и вставляя в автомат новый магазин, по-афгански, синей изолентой, туго прикрученный к опустевшему.

— Чего там, Серый? Ментовские или крутые?

— Хуже…

Бывший спецназовец высунулся на мгновение в коридор и дал куда-то короткую очередь. Отшатнулся и, снова высунувшись, бабахнул уже из «подствольника».

— Ага! — На оживившемся широком лице, покрытом кровью из множества мелких порезов, цвела шальная улыбка. — Не нравится?.. Миха, еще гранаты есть? Их пули не берут, гадов!

— Да кто там? — заорал во всю глотку Холодный, тоже вытаскивая из шкафа зацепившийся за что-то автомат. — Контора? Гоблины?[4]

— Памятники! — проорал в ответ Малюта. — Гранаты давай!!!