Город клинков

Мулагеш сидит и в благоговейном ужасе смотрит, как Сигню ведет яхту через лес огромных колонн. В камне выбиты и вырезаны лица и целые барельефы – все до одной жуткие картины завоеваний: воины, битвы, лес поднятых мечей, тучи копий, бесчисленные знамена, закрывающие горизонт, и кучи как попало наваленных трупов с торчащими руками и ногами.

А еще у этих островов было не только декоративное назначение: тут и там видны окна или двери, кое-где можно разглядеть лестницы – словно это не изваянные природой скалы, а самые настоящие рукотворные башни. Возможно, внутри они скрывают сотни высеченных из камня комнат, таких же как в форте Тинадеши, – темных, мрачных и тесных. Кто знает, что в них происходило, в этих башнях. Но от одной мысли об этом у Мулагеш бегут по спине мурашки.

На многих колоннах еще сохранились скобы для факелов, и воображение живо подсказывает, какими могли быть Клыки Мира еще сто лет тому назад: везде мерцают огоньки, а в окнах мелькают лица: кто это там внизу идет под парусом…

– Как получилось, что это все не рухнуло? – спрашивает Мулагеш.

– Я не знаю, – говорит Сигню. – Возможно, это существовало само по себе, безо всякой божественной помощи. Или они воспользовались силой Божества, чтобы создать это место, но скалы и барельефы – обычная материя же. Так что я не смогу ответить на ваш вопрос, генерал. – И она мрачно добавляет: – А вот и Клык.

Мулагеш смотрит вперед и видит горный пик, возвышающийся над лесом колонн. Он не похож на другие острова с их обрывистыми, практически вертикальными склонами. Нет, Клык больше напоминает небольшую плавучую гору, покрытую высокими, перекрученными ветром деревьями. А еще – хотя в уходящем свете дня трудно разглядеть что бы то ни было – там много-много каких-то… арок, что ли. Вершина Клыка заросла высокими деревьями с искривленными стволами.

Мулагеш вдруг понимает, что Сигню тяжело дышит – причем не от усталости, а от страха.

– С тобой все в порядке? Может…

– Да! – с вызовом в голосе отвечает Сигню.

И она спускает паруса и заводит дизельный моторчик. Яхта идет к южной стороне острова. Сигню щелкает переключателем, и в наплывающую темень вонзается тонкий луч прожектора, то поднимаясь, то опускаясь в такт качанию яхты.

Теперь Мулагеш видит пристань. Правда, такого в своей жизни она еще не встречала. Пристань напоминает огромную грудную клетку: каменные отростки-рога торчат над берегом, словно ребра, и под каменной грудиной едва различается узкая щелка – проход к причалу. А за ребрами высятся каменные бледные и холодные стены. Тут Мулагеш понимает, что Сигню правит как раз к щелке под грудиной. Как же так, туда же яхта не пройдет по высоте. И тут она видит, что эта конструкция гораздо, гораздо больше, чем казалось сначала, и яхта без труда заходит внутрь.

Они идут под ребрами, Мулагеш разглядывает чудовищный каменный скелет.

– Надо же, они смерти поклонялись, – бормочет она. – Это ж каким извращенцем нужно стать…

– Когда я последний раз здесь побывала, я подумала, что это что-то вроде могильного памятника, – тихо говорит Сигню. – Возможно, все Клыки Мира – это один такой большой мемориал. Там ведь сплошные образы смерти на барельефах…

Они подходят к каменной пристани. Ведущие от нее ступени заросли темным мхом.

– В Городе Клинков еще хуже, – говорит Мулагеш.

– Наверное, да, – отвечает Сигню. – Я все время забываю, что ты в нем побывала.

– Я бы тоже хотела забыть, но не выходит.

Сигню умело подводит яхту к причалу и швартуется, привязав канат к древнему железному кольцу у ступеней. Затем обе женщины вооружаются, и тут уже распоряжается Мулагеш:

– Патроны сдвинь влево. Влево, я сказала. Ты же правша, тебе легче будет достать их там.

– Спасибо, но меня инструктировали, как это делать.

– Плохо проинструктировали, значит.

Мулагеш собирается с духом и перешагивает на пристань. Обернувшись к Сигню, она замечает, что – может, свет так, конечно, падает – в общем, дрейлингка стоит бледная как смерть.

– Что случилось? – спрашивает Мулагеш.

– Мне… мне четырнадцать было, когда мы последний раз приплывали сюда. А сейчас я снова здесь… и кажется, будто я попала в собственное воспоминание.

– Ты еще не попала. Давай шагай.

Сигню кивает и перепрыгивает на пристань.

– Куда сейчас? К развалинам на вершине? – спрашивает Мулагеш.

– Да. Идем к куполу из щитов и мечей. Он был похож на видение из сна… Но да, таким я его запомнила.

Каменная лестница завивается спиралью, ступени ее истерты бесчисленными паломниками. Сколько же их сюда приходило в стародавние времена: воинов, сановников, королей, жрецов… И все они шли и шли вверх по этой лестнице. Каждые двадцать футов ступени перекрывает арка, и на каждой выбит барельеф. Вот только Мулагеш так и не может понять, что значат все эти образы: женщина, видимо Вуртья, стреляет из лука в приливную волну; меч, шинкующий, как луковицу, огромную гору; человек выпускает себе кишки на высокой плоской скале, а за спиной у него садится солнце; женщина бросает копье в луну, а потом стоит под кровавым дождем, льющимся из раны.