Сигруд смотрит наверх, туда, где стоит форт Тинадеши, и думает.
Мулагеш приходит в себя и тут же жалеет об этом. В голове на месте мозга, похоже, один большой синяк. Она со стоном поднимает левую руку, чтобы дотронуться до лба, и слишком поздно вспоминает, что левая рука у нее металлическая. Она врезается в лоб, который отзывается новой волной боли. Турин жалобно стонет и встряхивает головой. Затылок елозит по каменному полу.
Она хмурится и открывает глаза. Она в тюремной камере, освещенной электролампочкой. В Вуртьястане есть только одно место, куда подведено электричество…
И тут, словно во сне, она припоминает, что случилось.
«Мечи».
– Эй! – кричит она. – Эй, кто-нибудь, отзовись!
Молчание.
Она заставляет себя сесть. Ощущение такое, что в голове что-то плещется, некая вязкая жидкость, что пытается прорваться через хрупкие стенки черепа. Мулагеш дотрагивается до лба – на этот раз правильной рукой – и обнаруживает, что ее лицо покрыто запекшейся кровью. Бисвал, видимо, едва череп ей не раскроил.
Сквозь решетку камеры мало что разглядишь – разве только гладкую каменную стену с дверью, потемневшей от сырости. Над проемом моргает электрическая лампочка. Мулагеш встает – и это занимает гораздо больше времени, чем она ожидала, – подходит к решетке и опирается на нее.
Ну что ж, что там у нас в карманах? Кобуры нет, это понятно. С остальным оружием тоже ясно. И меча Вуртьи больше нет при ней. Плохо, очень плохо, если кто-то выкинул его, не зная, что это такое…
Она как можно дальше просовывает голову через металлические прутья и выглядывает в коридор. Слева – еще двери камер, а вот справа, ярдах в двадцати, стоит рядовая в темно-красном берете, по стойке «смирно», руки назад. Она слишком далеко от Мулагеш, чтобы прочитать ее имя, зато шевроны на ее форме прекрасно различаются даже на таком расстоянии. Мулагеш теперь знает, в каком она звании. Дверь за ее спиной – железная, со стеклянным окошком. Видимо, это старая часть крепости – и дверь, и решетка выглядят совсем не современно.
– Эй! – зовет Мулагеш. Она долго молчала, поэтому приходится откашляться. – Эй! Рядовая! Слушай. Слушай, я… проклятье, голова-то как болит… Мне нужно поговорить с Бисвалом! Очень нужно! Я не знаю, что он там себе думает, но он ошибается! Он ошибается!
Рядовая даже не шевелится. Только моргает.
– Послушай, – говорит Мулагеш. – Я знаю, это все похоже на бред сумасшедшего, но… На нас вот-вот нападут! Вот-вот случится новая атака божественного! Я клянусь – это правда, мы должны начать действовать! Я бы сама не поверила, но…
Рядовая снова смаргивает, глядя в пространство перед собой.
Мулагеш набирает в грудь побольше воздуху и орет:
– Демон тебя задери! Да, я сейчас сижу в камере, но я старше тебя по званию, так что ты давай, шевели ножками! Я тебе приказ отдала! У нас тут критическая ситуация, явная угроза безопасности, и ты, и я обязаны предотвратить ее!
Ничего не происходит. Она глухая, что ли?
– Ах ты ж, зараза, – говорит Мулагеш. – Ты мне не ответишь, что бы я ни говорила, да?
Рядовая снова смаргивает.
– Вот, сука, я попала, – бормочет Мулагеш и снова садится на пол.
Ей надо подумать.
Капитан Сакти в большой переговорной форта Тинадеши очень старается не уснуть. Они провели в седле целый день и целую ночь, после такого сидеть-то тяжело, не то что оставаться в сознании. Он смотрит на майора Хуккери и других старших офицеров: они примерно в таком же состоянии. И зачем это все? О новой дрейлингской угрозе их уже оповестили. Так зачем и почему Бисвалу нужна эта встреча? Что такого важного могло случиться?
Дверь открывается, и Бисвал входит в комнату. Руки у него сцеплены за спиной, как у глубоко задумавшегося человека. И в то же время при взгляде на него чувствуется, что генерал горд и полон энергии: спина слишком прямая и шаг слишком четкий. Непонятно, то ли он доволен, то ли в ярости.
Он проходит во главу стола и поворачивается к офицерам.
– Благодарю всех присутствующих за то, что вы здесь, – спокойно говорит он. – Я знаю, в последние дни нам всем пришлось нелегко. У нас не очень много времени, поэтому я сразу перейду к делу. Недавно мы обнаружили, что дрейлинги составили заговор с целью сохранения божественных артефактов, поднятых со дна океана. Я подозреваю, что они так поступили из страха перед тем, что мы можем закрыть проект строительства гавани, дабы предотвратить возможные побочные эффекты. Однако их предательское молчание уже сослужило плохую службу: из-за их действий нам и нашему образу жизни угрожает новая атака божественного. Наш долг – в том, чтобы защитить эти берега.
В комнате царит напряженное молчание.