– Чудри наверняка хотела пополнить свои знания об этих землях, – говорит Сигню, присаживаясь. – Но я не ожидала, что ее интересы настолько широки. Тинадеши пропала… сколько? Пятьдесят лет тому назад?
– Шестьдесят с чем-то.
– Что ж, об этом я могла с ней поговорить. Знаете, Тинадеши была моим детским кумиром. Великий инженер. И у нас с ней имелось кое-что общее…
– И что же?
– Нам обеим пришлось прозябать в Вуртьястане, разве нет? – Лицо ее на мгновение озаряет улыбка, затем она смотрит на часы – сложную и хитро устроенную штуку. – У нас есть чуть больше пятидесяти минут. Что вы хотели обсудить со мной, генерал?
– Что ж, теперь у меня есть кое-что новенькое. Тема эта… щекотливая.
– Насколько щекотливая?
– Насколько возможно.
И Мулагеш начинает пересказывать то, о чем говорил Бисвал, но Сигню, как она и предполагала, быстро прерывает ее.
– Бомба? – ужасается она.
Мулагеш поднимает руку – подождите, мол, и дожевывает печенье.
– Ну, если смотреть на вещи реалистично, то несколько бомб.
– Несколько бомб?
– Пятнадцать фунтов взрывчатки… Рванет так рванет. Но логичнее распределить взрывчатку между несколькими закладками. Или использовать понемножку – там подорвать, сям подорвать, пока мы не измотаемся вконец.
Сигню в ужасе вскакивает на ноги:
– Вы… вы это серьезно?
– Абсолютно серьезно. Бисвал требует, чтобы вы обеспечили охрану объектов.
– Требует! – шипит Сигню. – Как мило и вежливо с его стороны!
– Сядьте. И успокойтесь. Я сейчас скажу кое-что, что может вас успокоить, но… я могу быть уверена, что вы отнесетесь к этой угрозе с абсолютной серьезностью?
– А я что, несерьезно отношусь? – орет дрейлингка. Да уж, в таких растрепанных чувствах Турин Сигню еще не видела. Гавань – ее детище, и вот ей угрожает опасность.
– Садитесь, – резко говорит Мулагеш. – Я закончу, и вы сможете пообщаться с вашим замом по безопасности. Но я хочу, чтобы вы сначала меня выслушали.
Сигню садится. Лицо у нее красное от гнева.
– Давайте посмотрим, когда все это случилось, – невозмутимо говорит Мулагеш. – Полтора года назад на поезд нападают. Предшественник Бисвала проводит операцию по поиску бандитов и в ходе нее прощается с жизнью. А теперь, буквально на днях, мы обнаруживаем, что возвращенная на склад взрывчатка – кукла, а настоящая находится непонятно где.
– И что? – спрашивает Сигню.
– А то, что тот, кто получил эту взрывчатку, так и не пустил ее в дело за полтора года, – говорит Мулагеш. – Что очень странно. Если уж красть, то надо использовать украденное, пока хозяин не хватился. А если долго ждать, то хозяин примется за расследование, и тогда добычу вообще невозможно будет использовать. Собственно, этим мы и занимаемся.
Сигню закуривает.
– И что?
– А то, что что-то не складывается. Это не ситуация из серии «усыпи бдительность врага». Мы месяцами ничего не подозревали, а они ничего не предпринимали. Я смотрю на это, и сдается мне, что эта взрывчатка – не в руках мятежников. Во всяком случае, сейчас. Племена ведь сражаются друг с другом не первый месяц, так?
– Естественно.
– Значит, вы хотите сказать, что больше чем за год мятежники не нашли применения пятнадцати фунтам мощной взрывчатки? Не пустили ее в ход против врага?
– Похоже, вы правы.
– И вообще, зачем им нападать на гавань? – продолжает Мулагеш. – Уже сейчас идет нешуточная борьба за деньги, которые вы, ЮДК, и местные получите, если порт заработает. Вы же ничем не задели горные племена, правда?
И тут Сигню ведет себя очень интересным образом. Она не делает ничего. Не поджимает губы, не заламывает бровь, даже зрачки не шевелятся. Даже дыхания не видно.
Наконец она глубоко затягивается сигаретой и говорит:
– Ну это просто смешно.
– Естественно, – и Мулагеш рассматривает ее. Сигню встречается с ней взглядом: холодные голубые глаза за завесой дыма даже не смаргивают. – Поэтому обсудите вопрос с безопасниками. Вам немедленно надо приняться за дело. А когда закончите, поговорим дальше. Нам есть о чем побеседовать.
– Неужели?
Сигню морщит нос, глядя, как Мулагеш запихивает в рот половину копченого рыбного филе.
– Мне невероятно сложно было убедить вас пообщаться, – говорит Мулагеш. – Так что я так просто вас не отпущу.
Сначала Мулагеш боится, что Сигню не вернется. И тут ее трудно в чем-то винить: обеспечение безопасности – серьезная проблема. Но, к облегчению Турин, Сигню приходит ровно тогда, когда Мулагеш заканчивает есть.
– Итак, – говорит Сигню. – И о чем же вы хотели со мной побеседовать?
Мулагеш вытирает рот салфеткой.
– О Вуртье.
– Что?
– Я хочу, чтобы вы рассказали мне о Вуртье.
– Вуртье? Но почему?
Она открывает папку и пододвигает ее Сигню.
– Потому что вот это вот было нарисовано на стенах комнаты Чудри. Я не художник, но… Вы теперь можете оценить ее состояние.
Сигню перебирает рисунки с весьма тревожным видом:
– Значит, она… она нарисовала это на стенах?
– Да, – подтверждает Мулагеш.
– Что ж… Я говорила, что она была какой-то странной. А вообще, раньше за это и арестовать могли. До того, как Комайд стала премьер-министром.