Город клинков

Мулагеш обнаруживает кувшин виски – тот был хитро припрятан под раковиной, – садится и пьет. Сигруд продолжает работать над запиской. Иногда качает головой, словно что-то в письме его смущает, однако все равно продолжает трудиться. И тут он морщится и кладет ручку на стол.

– Все? – спрашивает Мулагеш.

– Я… я не знаю.

– Как это?

– Да так, что я не уверен, что перевел правильно. Возможно, опять шифр, но… Если это так, то он мне не знаком. Подойди и посмотри сама.

Мулагеш встает у него за плечом и читает:

«Слушайте, слушайте, святые дети.

Близятся сверкающие белые берега и верное стадо, что сейчас плачет.

Сироты, брошенные и забытые, высевки войн, подобные снегу на бесконечной равнине.

Слушайте, слушайте.

Я слишком много времени провела здесь. Через слишком многое прошла. Мой разум, мои мысли, какая-то часть меня не подчиняются мне, и я не могу говорить связно. Я чувствую, что теряю себя, и не знаю, что это значит.

Нет, я знаю. Я знаю, что это значит.

Я мало убивала. Одно подтвержденное убийство, ничтожное дело, его недостаточно, недостаточно, чтобы отправиться туда. Туда уходят лишь воины, видите ли, те, чьи руки пролили океаны, озера крови.

Я стараюсь, мне так жаль.

Тот металл был каким-то странным. Необычным, небывалым, что-то пошло не так. Когда я подошла к нему, когда часами сидела в лаборатории, изучая его, ко мне приходили видения. Жуткие воспоминания о прошлом.

Как дрожало дуло пистолета, когда я его поднимала, она остолбенела от удивления, сотрясший меня удар, когда арбалетный болт вонзился в мое тело, и потом звук выстрела, выстрела из оружия в моей руке.

Поэтому я наблюдала за шахтами. Я не знаю зачем. Что-то было не так, а за чем мне еще наблюдать, и я смотрела, и смотрела, и смотрела.

Увидела фонарь. Потом свет погас. Видела одинокую фигуру, как кто-то крался через холмы, к деревьям, к древнему алтарю. Потом исчезла она, фигура.

Исчезла.

Я нашла тайный туннель. Я ждала, чтобы поймать их, когда они оттуда выйдут. Я попыталась, по крайней мере. Сразилась с ними. Но они ударили меня по голове, сильный удар, повезло им, повезло.

Я едва не умерла.

Я думаю, что почти умерла.

Умерла ли я.

А как это узнать наверняка.

Я могла бы спуститься в туннель, но я не знала, кто это был и что они там делали, потому я провела ритуал, последний ритуал, я думала, он мог сработать. Я чувствовала, что в прошлый раз у меня почти получилось, почти, почти, почти, как ключ в замке проворачивается, когда все бороздки подходят.

Я почувствовала – оно этого хотело. Мне просто нужно было попробовать это в правильном месте.

Шахты.

Я видела их там, забытую армию.

Они все еще там, за океаном, внизу в темноте.

С Ней.

Кто-то должен остановить это, остановить их.

Есть один человек, я выяснила про него, старик, который знает, как и что делать, знает про стародавние времена.

Одни говорят, что он человек, другие, что не человек, а идея в образе человека.

Но возможно.

Возможно, возможно, возможно, он, он знает песни противоположности Вуртьи, песни жертвенности.

Он знает ритуалы, о которых нет записей, о них не пишут, он знает тайные пути из нашего мира в следующий и обратные пути.

Он знает, как оно все было раньше.

Как жизнь течет к смерти, а смерть к жизни.

Память, старая и усохшая, ждет на острове.

Я должна найти его.

Я должна найти его и найти путь туда, чтобы покончить с ними, всех их убить, остановить то, что надвигается, чтобы оно не пришло.

Помните.

Помните обо мне, помните это.

Помните, что я попыталась».

Сигруд и Мулагеш молчат, обдумывая то, что написано. Комната неожиданно кажется темной и маленькой, и только огонь в камине едва освещает ее.

– М-да, – говорит Мулагеш. – Ну ладно. Итак. Что у нас в сухом остатке. Надо подумать.

– Удачи, – говорит Сигруд, вставая.

Он подходит к камину и выбивает об него трубку.

Мулагеш поднимает указательный палец.

– Ну ладно. Хм. Первое – это не Чудри прокопала подземный ход в тинадескитовые шахты. Его прорыл кто-то другой, и Чудри их подстерегала, но они сумели скрыться. Именно так она получила рану в голову, о которой мне рассказали, и именно так она проникла в шахты, чтобы провести ритуал «Окно на Белые Берега». К несчастью, есть немалый шанс, что те, кто прорыл туннель, увидели, что они обнаружены, и перестали им пользоваться. Так что, увы, в засаде сидеть теперь бессмысленно.

– А что, если они оставили в шахтах нечто, за чем им нужно было вернуться?

– Тогда это нечто придавило и расплющило в полдрекеля этим обвалом.

– Да. Ты права.

– Второе. – Мулагеш поднимает еще один палец. – Похоже, Чудри действительно ни при чем, в смысле не имеет отношения к убийствам. Но она села на хвост тем, кто это сделал, возможно, именно так она узнала про убийства – хотя вот как раз о них она в письме ни разу не упоминает.

– Если это письмо подлинное. Вот в чем дело-то.

– Ну да. Но давай пока считать его подлинным. Потому что, судя по письму, Чудри покинула Вуртьястан и отправилась… куда-то. Повидаться с кем-то, с каким-то вуртьястанским стариком, который знал ритуалы и церемонии, о каких даже местные слыхом не слыхивали. И Шара наверняка их тоже не знает.