Город клинков

Но и это не помогло. Каждую ночь она просыпалась от звуков выстрелов, от грохота битвы, и каждое утро рука ее невыносимо болела.

И вот однажды она получила письмо от премьер-министра. От маленькой, но смертоносной Шары Комайд, женщины, которая уничтожила бесчисленное множество правительств и чиновников, причем в последний раз это были сайпурские правительство и чиновники. И как-то так получилось, что Шара знала заветные слова, которым Мулагеш не могла сопротивляться, потому что это было ее заветное желание, то, что она столько лет пыталась сделать, а никак не получалось, слова, нацарапанные на листочке бумаги, которую привез ей мокрый от пота Питри Сутурашни…

— Она предложила мне выход из ситуации, — говорит Мулагеш. — Она предложила мне заняться тем, чем мне всегда хотелось заниматься, — изменить мир к лучшему. Чтобы все это было не напрасно.

— Здесь? В Вуртьястане?

Мулагеш некоторое время смотрит в темные волны.

— Да. Мне так кажется. Если Вуртьястан способен измениться к лучшему, то остальное тоже сможет. Разве не так?

Сигню молчит, налегая на руль.

13. Город Клинков

Ничто не вечно. Природа раз за разом доказывает нам это. Даже Божества не вечны, ибо они пали, как однажды, без сомнения, падут и высокие горы.

Что я оставлю миру после себя? Думаю, плоды моих трудов. Я надеюсь, что улицы, которые я помогла замостить, вода, которую я помогла провести, и камень, который я помогла ваять, — все это напомнит не мое имя, но имя инноваций, имя прогресса, имя любви.

Мир не вечен. Но это не значит, что мы не должны пытаться сделать его лучше.

Из письма Валлайши Тинадеши неизвестному адресату, 1652 г.

С течением лет генерал Лалит Бисвал до невероятной степени развил свое обоняние в отношении дыма: он различал такие нюансы запахов и ароматов, что ему мог бы позавидовать самый опытный сомелье. Едва вдохнув воздух, Бисвал мог, к примеру, сказать, что это дым от углей, дым от каменного угля, дым от дерева. А затем он безошибочно мог бы определить, что за дерево было: тик, дуб или ясень, а затем — сухое или зеленое.

И вот сейчас он идет через дымящиеся руины лагеря мятежников и чувствует запахи горящего дерева, в основном не просушенного — естественно, ведь к востоку отсюда горят леса. А еще он различает в этом запахе и другие ароматы: бумаги, горячего металла, пригоревшей почвы и пороха.

И, конечно, плоти. Возможно, пахнет бараниной, потому что в лагере теперь не протолкнуться среди овец, сбежавших из своих загонов, — но не только. Он чувствует, что в лагере горит человеческое тело. Возможно, даже не одно.

Он оценивает работу кавалерии, смотрит вокруг, положив руку на меч, — это нервный тик, появившийся после очередного боя. Молодцы кавалеристы, прекрасно справились: проскакали через лес и зашли в лагерь с севера, атаковали в темноте, потеснили мятежников на юг, а уж там их встретили ружья 112-го пехотного полка.

112-й потерял к этому времени много людей. Сколько раз в лесах на них нападали станцы — мелкие банды, которые налетали и откатывались, и так раз за разом. И вот теперь у 112-го появилась прекрасная возможность отомстить за своих.

Бисвал смотрит на горящие палатки. Вот это настоящая, честная война. Такая гораздо лучше, чем жалкая тайная война шпионов, дипломатов и министров. А вот надо будет посмотреть, увидит ли мир такую настоящую, реальную войну снова?

Но он думает, что да. Увидит. Лалит Бисвал всем сердцем верит, что мир — это всего лишь отсутствие войны, а война сама по себе абсолютно неизбежна. А когда она начнется, что скажут политики? Признают ли ее войной? Он спокойно перешагивает через труп. Что еще нужно ему сделать, чтобы они наконец-то очнулись?

Как же он одинок. Они предали его. Страна бросила его вот уже второй раз.

Но ничего, он больше никогда не позволит им так себя унизить.

Бисвал слышит какое-то шевеление рядом с собой и останавливается. Справа — обвалившаяся палатка, и под ней кто-то шебуршится.

Он стоит и смотрит. Возможно, это кто-то из его солдат, не исключено, что раненый.

Брезентовый полог откидывается, и из палатки выскакивает вуртьястанский мальчишка с пистолетом. Он целится Бисвалу в грудь, темные глаза смигивают под соломенными кудряшками. Мальчишка слишком долго колеблется.

Щелк — и меч Бисвала уже у него в руке. Это заученное движение: он едва отдает себе отчет в том, что делает. Все происходит само собой: локоть разгибается, трицепс сокращается, запястье выворачивается вот так…