Город-крепость

– Выметайся из моей головы! – кричу я, стремясь избавиться от воспоминаний. Насколько же лучше, когда на меня накатывает амнезия и лишает всех чувств.

Вместо брата думаю о пацане. Какая-то часть меня жалеет, что я привёл сюда Цзина. Что купил ему завтрак. Начал заботиться. Чертовски рискованный план гораздо легче исполнить, если мои помощники – всего лишь шахматные фигуры. Гладкие обезличенные пешки. Не голодающий уличный мальчишка и запертая в клетке борделя девушка, чьи прекрасные глаза выворачивают меня наизнанку. Показывают меня самого.

Ты не такой.

Мёртвые почти не спят. Так же, как и я.

Зажмуриваюсь и ощущаю, как ветер швыряет мне в лицо истории, истории этих гниющих зданий. Я не вижу бездну у себя под ногами, не вижу небоскрёбы, пронзающие утреннее небо.

Ты хороший.

Как бы я хотел, чтобы брат оказался прав.

Но это не так. И теперь вместо того чтобы мечтать о невесомости и отпечатках сапог в лунной пыли, он покоится в шести футах[1] под землёй. Разбит вдребезги, ремонту не подлежит… как и всё, что попадается на моём пути.

14 дней

МЭЙ ЙИ

Со времени последнего визита посла моя жизнь словно замирает. Дверь по-прежнему заперта, а единственный человек, которого я вижу, это Инь Ю. Каждый день она приходит, чтобы прибраться у меня в комнате, забрать грязную одежду и повесить в шкаф новые шёлковые платья. Тайком она приносит и кое-что ещё: вышивку, вязкие рисовые батончики, сплетни от других девочек. Всё, что может хоть немного разбавить бесконечно тянущиеся часы.

– Сколько ещё? – спрашиваю я её. Неважно, из чего сделаны стены, из шлакоблока или слоновой кости, они всё равно давят на меня. – Мама-сан что-нибудь говорила?

Инь Ю косится на дверь. Ей нельзя со мной говорить.

– Не знаю. Синяк у неё на лице от удара хозяина ещё не зажил.

Синяк ещё не зажил. Сколько времени прошло с того дня? Несколько недель? Месяцев? Пара дней?

– Это не может длиться дольше, – говорю я, не подумав.

Инь Ю подходит ещё ближе в моей кровати, делая вид, что поправляет простыни и взбивает декоративные подушки.

– Я несколько раз была в комнате Синь. Всё плохо, Мэй Йи. Очень плохо. Ей продолжают колоть наркотик…

На последнем предложении голос её срывается. Я слышу в нем готовые вырваться слёзы.

Когда Инь Ю уходит, я отодвигаю занавеску и выглядываю в окно. На улице темно. Всегда темно. Я сижу и смотрю на своё отражение, разрезанное решёткой, пока всё перед глазами не начинает расплываться.

Парень больше не приходил. Первый день тишины я пыталась понять, почему он не вернулся сюда, к окну. Его могли ранить. Он мог забыть обо мне.

Я сама тоже пытаюсь забыть парня. Но его лицо всё ещё здесь, отпечатывается на закрытых веках, такое же отчётливое и ясное, как той ночью. Его взгляд проникает в самую душу, разжигает огонь в моей груди. Он так разительно отличается от взгляда посла, как вино и вода. Я пьянею от одних только мыслей.

Но мне прекрасно известно, к чему приводит опьянение. Я стирала кровь Цзин Линь после бессмысленных нападок отца. Видела, как засыхали потёки на коже Синь после пьянящего глотка свободы.

Если я хочу лучшей жизни, стоит забыть о вине.

Тук-тук.

Я лежу, окутанная одеялом и ночью, когда окно принимается дрожать. Шептать на хрупком языке стекла:

Тук-тук. Тук-тук.

Я долго пыталась заснуть. Голову затягивает туман, заполняют наполовину сотканные сны, в которых я заплетаю в косы прекрасные длинные волосы Цзин Линь. Сначала я не могу понять, настоящий ли этот стук или я так отчаянно желала этого, что призраки заполоняют серое вещество моего мозга.

Но отодвинув алую ткань, я встречаюсь с горящими тёмными глазами.

– Вот и ты, – говорит парень.

Едва не вздрагиваю, когда утыкаюсь носом в металлические прутья. Я даже не представляла, насколько близко подвинулась к окну.

– Я думала, ты не вернёшься.

– Я был… кое-чем занят, – кривится он.

– Выглядишь усталым.

Не знаю, почему вдруг говорю это. Но я не лгу. Под глазами его, от ресниц до высоких скул, залегла тень. Послу я бы ни за что не рискнула так сказать. Возможно, всё дело в безопасности, в преграде из металла и стекла между нами? Или в жаре углей в моей груди?

– Ты же больше не ел креветки господина Лау, правда?

Парень моргает, словно, хлопая ресницами, на самом деле перетасовывает мои слова, придавая им форму, которую сможет понять усталый мозг.

– Нет. Никаких креветок. – Губы его растягиваются в пародии на улыбку, прежде чем парень продолжает: – Я плохо сплю. Прошлое слишком быстро настигает меня. У меня не было хорошего крепкого сна уже два года.

– А я здесь только этим и могу заниматься.

Иногда я сплю так долго, что просыпаюсь уставшей. Но спать целыми днями лучше, чем наблюдать за дверью. Ждать.

– Жаль, что нельзя обменяться и этим. Лонгвей не балует вас свободой, да?