Город-крепость

Лонгвей. При звуке имени мастера меня перетряхивает, как при первом рывке запряжённой волами телеги. Оно напоминает, что парень пришёл сюда не ради того, чтобы просто поболтать со мной. Не ради того, чтобы смотреть из-за решётки своими ясными тёмными глазами и разжигать пламя в моей груди. Ему что-то нужно.

– В прошлый раз ты спрашивал меня о Братстве. Почему? – Я думала об этом так же часто, как и о парне. Но сколько бы ни размышляла, не могла даже придумать, чего он хочет. И почему.

Он молчит, взвешивая мой вопрос, будто бесценные специи, отсеивая и выбирая кусочки, на которые ответит. Я изо всех сил стараюсь предугадать его мысли, не отвлекаться на изгиб этих тёмных ресниц. Они идеально ловят капли дождя.

– Я принёс тебе кое-что, – наконец, говорит он. – Снаружи.

Парень так быстро поднимает руку, что я неосознанно отшатываюсь от окна. Но то, что сначала показалось мне кулаком, на самом деле раскрытая ладонь с прямыми пальцами. А на ней – ракушка в идеальных разводах кремового и песочного цвета. Закрученная в такую же спираль, как одна из шоколадных конфет. В его руках она выглядит такой особенной – одновременно твёрдой и хрупкой.

– Я быстро ушёл, – выпаливает парень, – но успел ещё услышать, что тебе нравятся ракушки.

Посол не скупился на подарки: шёлковые шарфы, искусные сладости ручной работы, украшения, сияющие подобно кошачьим глазам. Роскошное, экстравагантное. Многие вещи стоили больше, чем отец зарабатывал за год. Но ни от одного из подарков в горле не вставал ком, как от этой простенькой ракушки.

– Она…

Я замолкаю, едва успев заговорить. Есть столько разных слов, которыми можно заполнить тишину: прекрасна, совершенна, идеальна. Их много, как желаний в моей душе. Я никогда не могла выбрать что-то одно.

Парень не торопит меня. Он разворачивает ладонь и кладёт ракушку на откос окна, бережно, словно пташку.

– Она называется наутилус.

Наутилус. Забавное слово. Я хочу сказать его вслух, насладиться им, но в горле всё ещё стоит тугой ком.

– Я спрашивал о Братстве, потому что у них есть кое-что мне нужное. Думаю, твоя информация поможет заполучить это.

Я перевожу взгляд с ракушки на парня.

– Что именно?

– Полагаю… нам обоим будет лучше, если я сохраню это в тайне.

И снова голос в моей голове – голос разумной, послушной Мэй Йи – советует отстраниться. Отпустить алую ткань. Ждать, всегда ждать и действовать осторожно. Но окно манит, словно магнит. Я не могу отвести взгляд от ракушки, от пальцев парня, всё ещё обнимающих её бока. Дождь закончился, но под ногтями его остались следы грязи.

Страх мой силён, но любопытство ещё сильнее.

– Что ты хочешь узнать?

– Многое. Но начнём мы с простого. С имён.

То, что раньше казалось таким лёгким и воздушным, теперь давит мне на грудь. Информация, которую я действительно должна найти…

– Чьих имён?

– Главарей Лонгвея. Верхушки Братства. Мне нужно узнать их имена, – объясняет парень.

Даже не будучи заперта за этой дверью я редко видела членов Братства. Меня не допускали на собрания, дважды в неделю проводимые среди главарей, где обсуждались важные вопросы и текло рекой сливовое вино.

Но если я расскажу своему гостю, что ничего не знаю, он тут же исчезнет в грязном переулке. Я никогда больше его не увижу. И может быть, он даже заберёт ракушку.

Внутри меня всё разделилось надвое: пламя и страх. Я играю с огнём – пальцы покалывает от холода за стеклом.

Имена. Парню нужны имена. Всего лишь слоги, связанные вместе подобно пучкам травы, сушащимся на балках. Набор звуков, выделяющий человека из толпы. Но почему-то кажется, что в просьбе его заключено нечто большее. Нечто опасное.

– Зачем мне тебе помогать? – стараюсь, чтобы голос звучал решительно, как у моей маленькой сестрёнки, когда она нос к носу сталкивалась с хулиганами.

Но этот парень не хулиган. Он вновь взвешивает в мыслях мой вопрос, пальцы его крепче сжимаются вокруг витков ракушки.

– Я могу вытащить тебя отсюда. – Слова его прорываются сквозь стекло, впиваются в кожу, будто пророчество старого мудреца. Манящее и желанное, но невыполнимое. Отсюда. На свободу. К звёздам и дождю. На настоящую землю. Прочь от этих стен.

Спасенья нет. Спасенья нет. Спасенья нет.

Или есть?

Сейчас, когда я смотрю на ракушку, всё кажется возможным.

– Собрания проводятся дважды в неделю. Каждые три или четыре дня, – говорю я. Насчёт дней я не уверена. Они сливаются вместе, поскольку мы здесь всегда работаем. – Главарей примерно десять.

– А имена?

– Не знаю. Если я соглашусь всё тебе рассказать, потребуется время, чтобы попасть на собрание.

Его лицо – недовольная гримаса. Но даже сейчас парень красив.

– У меня мало времени. Даю тебе четыре дня.

Четыре. Мой гость говорит это число с таким выражением, словно ему отрывают ноготь. Я чувствую себя также, но по иной причине. Четыре дня. Это ничто. Иногда Мама-сан месяцами держит нас взаперти. Любое обещание, которое я дам, может оказаться невыполнимым. И к лучшему. Их нашёптывает мне волнение, мечты о наутилусе.

– Я… постараюсь…