Город-крепость

Я не в силах смотреть на то, как железная игла входит в вену. Когда Синь замолкает (когда я, наконец, снова поднимаю на нее взгляд), иглы нет, а девушка лежит на полу, съежившись и вздрагивая. Из-за теней окружившей ее толпы кажется, что она сломана.

Хозяин сцепляет руки. Поворачивается к нам.

— Первая доза героина сильна. Во второй раз он действует слабее. Но он тебе необходим. Тебе нужно все больше и больше, пока он не становится единственным, в чем ты нуждаешься. Он становится для тебя всем.

Героин. Значит он хочет сделать из нашей умницы и красавицы Синь наркоманку. От этой мысли все внутри меня переворачивается: пусто и безнадежно.

— Вы все принадлежите мне. — Хозяин окидывает взглядом строй из радужных платьев. Улыбается. — Все. Попытаетесь сбежать, вот ваша участь.

Закрываю глаза, стараясь не смотреть на изломанную куклу, лежащую на полу. Пытаюсь прогнать из памяти слова хозяина, сказанные той давней ночью. Они тянутся сквозь время, связывают меня, словно путы: Выхода нет.

Джин Линь

Два года прошло. Два года с того дня, как Жнецы забрали мою сестру. Два года с того дня, как я отправилась следом за ней в Крепость. За это время я научилась, как стать призраком и как развить большинство своих чувств. Это единственный способ выжить здесь — стать кем-то другим, быть невидимкой.

Когда я была маленькой, я и так была незаметной. Между мной и моей старшей сестрой всего три года разницы, но Мей Юи была из тех, на кого непременно обращают внимание. У нее было круглое и ласковое лицо. Как луна. А гладкие прямые волосы были похожи на полночь.

Но в том, чтобы быть красоткой на рисовой ферме, нет ничего хорошего. Красота не поможет стоять по несколько часов в мутной воде, подставив спину палящему солнцу и обрезая ровные ряды растений. Я всегда была сильнее, чем Мей Юи. Знаю, что красивой никогда была: на ногах всегда жесткие мозоли, кожа темная, а нос слишком большой. Всякий раз, когда мать собирала мои волосы в пучок и отправляла к пруду мыться, в отражении я видела мальчишеское лицо.

Порой мне хотелось, чтобы так оно и было. Мальчишкам проще. Я была бы сильной, в состоянии успокоить отца, когда он из-за выпивки впадал в бешенство. Но большую часть времени мне очень хотелось, чтобы у меня был брат. Он работал бы на нескончаемых рисовых полях. Он давал бы отпор пьяному отцу.

Но в глубине души мне хотелось быть красивой. Такой же, как Мей Юи. Поэтому я всегда распускала волосы. Позволяла им падать свободно.

Волосы — это второе, что я потеряла после того, как отец продал Мей Юи Жнецам. Я слышала по рассказам, что девочке в городе не выжить. Нож был тупым. Стрижка получилась плохой, с невообразимыми углами, одна сторона длиннее другой. Я выглядела именно так, как мне и хотелось: полуголодный, чумазый уличный мальчишка.

Вот такой с тех пор я и была.

На локтях раны. К тому времени как я добираюсь до лагеря, они начинают болеть. Назад иду длинным путем, наворачивая несколько кругов по заплесневелым проходам, чтобы убедиться, что за мной никто не идет. Вскоре кровь засыхает, рана покрывается корочкой, но потом лопается и кровь сочится снова. Если я не наложу повязку, рана покраснеет и воспалится. Потребуется несколько недель, чтобы вылечиться.

Проскальзываю сквозь отверстие в свое крысиное убежище и оглядываю пожитки. Немного. Коробок с одной спичкой. Мокрая, наполовину исписанная рабочая тетрадь из рюкзака одного из учеников. Два апельсина и мангустин, украденные с какой-то святыни. Простынь, вся в плесени, мокрая от крысиной мочи. Один облезлый серый кот, который мурчит и мявкает. Делает все возможное, чтобы я не чувствовала себя совсем уж одинокой.

— Сегодня мне повезло, Кма. — Я ставлю ботинки на пол. Кот крадется через всю палатку. Трется усами об изношенную кожу и плюхается пушистым телом на шнурки.

Тянусь за простыней. Я должна это сделать. Вытаскиваю нож из туники и принимаюсь резать простынь на полоски. Стараюсь не обращать внимание на вонь и влажность ткани.

Мей Юи всегда накладывала мне повязки. Раньше. Она тепло смотрела на порезы, которые оставлял отец. С грустью смотрела. Ее пальцы были очень нежными, когда она оборачивала ткань. Ей приходилось столько раз использовать повязки, что они стали цвета ржавчины. Но всегда были чистыми. Перевязывала она хорошо. Заботилась обо мне.

Но теперь я одна. И мне гораздо сложнее делать перевязки самой. Использую зубы, борясь с рвотными позывами. Мей Юи пришла бы в ужас, что я использую грязную простынь, чтобы перевязать раны. Она была бы в ужасе просто от того, что я здесь.

Вопрос поиска Мей Юи никогда передо мной не стоял. Она все, что у меня было. Без нее у меня не было причин оставаться на ферме, терпеть побои отца и смотреть, как мать увядает, словно наши рисовые ростки.

Не знаю, почему вдруг решила, что найти сестру будет легко. Я просто даже ни о чем не думала, когда, запрыгнув на велосипед, помчалась за большим белым грузовиком. Не думала ни о чем, когда обрезала волосы. Или когда добралась до Дальнего города и принялась задавать вопросы на своем медленном деревенском наречии.