– Угу, – кивает Мулагеш. И любезнейшим голосом добавляет: – Вы ведь понимаете, что нам придется завалить подземный ход, не так ли?
– А эта секция, – продолжает было тараторить Шара, – она… она…
И тут она опускает голову и медленно выдыхает. И медленно поднимает взгляд на губернатора.
Мулагеш мрачно улыбается и кивает:
– Естественно, понимаете. Вы прекрасно знаете, что подобную штуку невозможно сохранить в тайне. Мы не сможем скрыть, что нашли под землей громадный храм. Ну поставим мы часовых. А люди начнут спрашивать: а что это они тут часовых понаставили, и что это они здесь стерегут, и они будут спрашивать и спрашивать и в конце концов докопаются до истины. Или начнем мы раскопки, к примеру, станем изучать все это, исследовать, и тут же все увидят, что сюда нагнали технику и людей, – и опять же начнут спрашивать. И они будут спрашивать и спрашивать, пока не докопаются, что тут и как. Проблем, – Мулагеш обтачивает обломанный ноготь о край барельефа, как о маникюрную пилку, – не избежать. А самое страшное – об этом знает Уиклов. И если мы тут начнем копаться и что-то делать, он тут же воткнет нам нож в спину: «Ляляля, подлые сайпурцы прячут от нас святой храм в земле, трогают наши святые изображения своими грязными сайпурскими пальцами, ляляля». Вы представляете, как у них у всех бомбанет? Вы представляете, что случится, посол? Я даже не судьбу вашего расследования имею в виду – я о целом Континенте сейчас говорю. И о Сайпуре тоже.
Шара вздыхает. Она ожидала, что этот довод приведут, но надеялась, что удастся избежать радикальных мер.
– Вы действительно хотите… просто обрушить свод? Вы действительно считаете, что это – лучший выход из положения?
– Я бы предпочла залить этот поганый туннель цементом. Но техника привлечет слишком много лишнего внимания. Тут у входа вбиты деревянные стойки, это сто процентов крепеж. Справимся за час.
– А как быть с уликами? Тут кто-то работал. Реставрировал резьбу в атриуме Колкана. Они сюда даже каменный дверной проем притащили, хотя я понятия не имею, зачем. Но, как бы то ни было, этот кто-то явно сотрудничает с Уикловым!
– Вы настолько уверены в этом, что готовы рискнуть? А если континентцы пронюхают о храме?
Шара трет глаза, затем прислоняется к стене и окидывает взглядом Престол мира.
– Я смотрю на это, – говорит она, – и понимаю, что я бы тут с радостью провела остаток жизни. Смотрела бы, изучала каждую завитушку…
– Если бы вы были историком, – говорит Мулагеш, – вы бы так и поступили.
Шара вздрагивает – слова губернатора неприятно задели ее.
– Но вы – не историк, посол. Вы – слуга государства, – тихо говорит Мулагеш. – Мы обе выполняем свой долг. У нас есть обязанности. К здешним барельефам отношения не имеющие.
В голове у Шары звучит спокойный голос Ефрема Панъюя: «Какая правда вам ближе?»
Канделябры плюются воском. На стенах танцуют тысячи теней. Древние лица сердито смотрят из мрака.
– Хорошо. Заваливайте ход, – говорит Шара.
А потом она плетется и плетется вверх по лестнице, а ступени все не кончаются. Шара пытается запомнить, намертво отпечатать в памяти все, что она увидела, все, что прочитала. Во имя всех морей, мы не можем себе позволить потерять и это…
– Значит, там внизу ничего чудесного не было? – спрашивает Мулагеш.
– Во всяком случае, мне на глаза ничего такого не попалось… – с отсутствующим видом откликается Шара.
– Фух, как хорошо-то, – говорит Мулагеш. И, достав из кармана пальто конверт, передает его Шаре. – Мы тут просматривали выкраденные страницы списка предметов со Склада, и мне аж поплохело: вдруг эти штуки не только там лежат, вдруг они еще где-то завалялись и кто-то на них наткнется! Именно эти двадцать страниц сильно обрадовали реставрационистов. Точнее, что-то из списка. Но я думаю, что им в руки попала и куча других листов. Мы не знаем, сколько…
Так, а вот на это стоит отвлечься. Шара выхватывает конверт из руки Мулагеш, вскрывает его и читает: