Клирик стал регулярным клиентом, и они встречались каждую неделю. Он был вежливым и внимательным, покупал ей подарки – почти всегда дешевое, вызывающее белье: ярко-красные трусики с прорезью, кружевные сорочки, от которых чесалось тело, пояса для чулок с подтяжками и прозрачные, словно кукольные, ночные платья. Лейла относила их Паризе, которая продавала их в салоне красоты. После секса они пили чай на балконе, любуясь простиравшимся у их ног городом с тысячами бетонных многоэтажек, растворявшихся в смоге. Самое высокое сооружение в Тегеране – расположенная в западной его части башня Миляд – казалось космическим кораблем в стиле семидесятых, приземлившимся на гигантский шпиль. В дни, когда смог немного развеивался, проглядывали даже горы на юге.
По мере того как росло доверие клирика к Лейле, он делился с ней своими заботами: неблагодарные дети и сварливая жена, отказывающая ему в близости. Он читал Лейле свои любимые стихи из Корана, в которых говорилось о рае и прекрасных садах, ожидающих благочестивых:
Лейла заучивала их наизусть, что радовало клирика; она проявляла гораздо больше усердия, чем любой из испорченных тинейджеров, каких ему доводилось обучать. Она же, в свою очередь, привязалась к нему и стала воспринимать его как своего рода мудрого отца. Он пробуждал в ней высокодуховные чувства, как ни одно занятие
Услышав от нее эту молитву впервые, судья рассмеялся:
– Ах, девочка моя, я так рад! Наконец-то можно не волноваться о том, что мы делаем что-то неправильное! Ну все, прямо гора с плеч свалилась!
– Но если духовные лица говорят, что это хорошо в глазах Бога, как я могу с ними спорить?
– Ну да, ты права. Кто мы такие, чтобы спорить с духовными лицами?
За тридцать лет, проведенных на службе Исламской республике, судья успел проникнуться цинизмом и мрачным чувством юмора по поводу того, чем обернулась революция. Люди, которым он доверял, которых любил и с которыми плечом к плечу сражался на улицах Тегерана, один за другим представали перед судом, словно система, поглотив и переварив, выплевывала их из себя. Многие хорошие люди, некоторые даже творцы исламской революции, находились ныне в тюрьме или под домашним арестом за то, что осмелились подвергнуть критике режим и Высшего руководителя. Судья давно принял решение: режим для него все равно что родной ребенок, от которого нельзя отвернуться. И еще он понимал, что любое слово против режима будет означать его личный крах.
Согласно уговору, судья в первый раз не заплатил Лейле. Он овладел ею сзади – в позе, которая нравилась почти всем ее клиентам. После этого она стала его сожительницей; никогда раньше он не спал с такой красивой женщиной. Он платил за квартиру и требовал, чтобы она была готова принять его в любое время суток. Всякий раз, как ему удавалось придумать какую-то отговорку для жены, он спешил в квартиру Лейлы. Он покупал ей разные подарки, включая дорогой ковер, который она приглядела в магазине на Вали-Аср. Лейла боялась, что он влюбляется в нее.
Постепенно Лейла начала ощущать удовлетворение. Она составила внушительный список респектабельных клиентов, и деньги текли рекой. Теперь она не выживала, а жила. Она рассчитала, что через несколько лет откроет свой салон красоты – хороший способ заработать в городе, в котором, несмотря ни на какие экономические кризисы, женщины всегда найдут средства на то, чтобы выглядеть лучше.
Потом она пересмотрела расчеты и решила, что управится за год. Впервые встретившись с Лейлой, Таймур сразу же захотел снять с ней фильм, на что она ответила отказом. Она поставила себе четкие правила: фотографировать без лица можно за дополнительную плату, но никаких видео. Таймур не сдавался. Тридцатидвухлетний дизайнер, живущий в маленькой квартире с родителями на востоке города, был буквально помешан на порно. Он хотел снять свой порнофильм, а Лейла была самой красивой из его знакомых девушек. Он предложил ей столько денег, что она, наконец, уступила, но только при условии, что он не будет показывать ее лицо и что конечный результат должен быть одобрен ею.