Умирающий день быстро линял – все вокруг становилось одинаково сизым, только рыжие фонари пытались как-то развеселить окружающий мир. Но это были жалкие попытки. Дома сонно глядели на замученные дождем Улицы, пешеходы с суровыми лицами перепрыгивали огромные лужи, кое-где превратившиеся в моря. Тяжелые волны грязной воды бились о бордюры, новые ливневки не справлялись с таким потоком.
Я оскальзывался на гранитной плитке, с трудом уворачиваясь от стремившихся навстречу прохожих. Мои кеды звучно чавкали, насквозь пропитавшись водой, промокшая одежда липла к телу, не давая согреться. Я проклинал погоду, ужасно хотел курить, а еще истекал кровью.
Пешеходы, не слишком занятые своими мыслями, бросали на меня короткие сочувственные взгляды. В другой день я бы позволил себе воспользоваться чужой добросердечностью. Например, разжалобил бы какую-нибудь старушку, чтобы та угостила меня хлебом. Но сейчас надо было спешить, и я спешил как мог. Мешала идти травмированная нога, при каждом шаге отзывавшаяся болевым импульсом такой силы, что он отдавался в висках. Я бы полетел, если бы мог, но отбитые ребра не позволяли.
Город отходил после проливного дождя, дремал, обессиленный, как больной после приступа. А потому даже не пытался облегчить мое путешествие. Силы на дорогу давала только злость. Злился я на дурацкую осень, на свою неуклюжесть, но больше всего – на Бориса.
Почему он вдруг на меня напал?
Я снова и снова прокручивал в голове утренние события, пытаясь найти хоть какие-то подсказки.
Итак, ранним утром небо не предвещало грозы, было тепло и солнечно. Я вылетел из Театра в чудесном настроении. Вылетел заранее, по пути успел уладить пару мелких дел, на лету подобрал у кафе недокуренную сигарету. К месту встречи прибыл ровно к назначенному времени.
Я прилетел один, посчитал, что нет нужды напрягать своих ребят. Я же должен был встречаться с главой дружественного ордена. Что могло пойти не так?
Все пошло не так.
Встречу с Борисом мне назначили в центре, между Улиц, некогда бывших самыми тихими в центре. Но в последние годы тут открылось множество модных заведений, и жизнь забила ключом. На радость любителям ночных тусовок и к ужасу местных жителей, теперь обивавших пороги разных инстанций, требуя прекратить безобразие.
Борис ждал меня в той части Улицы, где всяких кафе и баров было не так много. Между двух красных Домов, глядевших друг на друга с легким пренебрежением. Узкая дорожка, пролегавшая между ними, упиралась в футбольную коробку, в это время дня пустую.
Борис тоже пришел один – сидел на узком бортике коробки. Он был мрачен, впрочем, как всегда. Поэтому я не заподозрил неладное. Как обычно, он был одет в любимую изношенную кожанку, надетую поверх толстовки. Капюшон толстовки был натянут на кепку, чтобы та не слетела во время бега, – так он когда-то мне объяснил. Козырек кепки надвинут на левую сторону лица, прикрывая шрам, красовавшийся на месте глаза. Сбитые костяшки торчали над краями карманов старых джинсов.
– Здарова! – крикнул ему я еще на подлете.
– Здравствуй, Каравакс, – коротко кивнул Борис.
– Ну, рассказывай, кто наш новый спаситель?
Шутку Борис не оценил – только скрипнул челюстью, едва заметно косившей вправо.
– Ладно, серьезно. – Я прикурил окурок сигареты и сделал долгожданную затяжку. – Кто он? – Мои слова заволокло дымом.
Борис почему-то медлил с ответом, и тогда я решил еще пошутить, чтобы как-то разрядить обстановку. Но стоило мне открыть рот, как Борис бросился на меня. Я даже не успел толком осознать, что произошло, как в мои щеки, скулы, подбородок впились когти. Секунда – и он меня подсек. Я грохнулся, больно ударившись спиной, Борис навис надо мной грозной тенью.
– Седовласого мальчишку ты не получишь, – прошипел он, мельком бросив взгляд куда-то в сторону.
«Что?» Но мысль прервалась резкой болью, – кулаки Бориса забарабанили по моим ребрам. От тяжелых ударов, от смятения, от абсурда происходящего я выпал из реальности. А когда очнулся, понял, что все еще лежу в переулке. Надо мной хмурилось грозовое Небо. Я огляделся, чувствуя, как по лицу струится кровь. Бориса нигде не было. Я не мог точно сказать, защищался ли я. Думаю, да – посмотрев на руки, я увидел кровь и ссадины на костяшках. Я перевернулся на живот, отполз с дорожки и улегся на газон у кирпичной стены.
Какое-то время я просто лежал, пытаясь унять боль, проломившую тело сразу в нескольких местах. Осторожно ощупал бока – вроде ничего не было сломано. Это придало уверенности. Я поднялся и по стенке поплелся прочь из переулка. На середине пути на меня обрушился дождь.
Ситуация выходила пренеприятнейшая.
Борис, конечно, никогда не был подарком. Себе на уме, нелюдимый, хамоватый, короче говоря, на любителя. Но глава ордена кеди, один из самых уважаемых Хранителей – и вдруг предатель? Что-то тут не клеилось.
И теперь обо всем этом мне надо было как-то рассказать Майе, на встречу с которой я так отчаянно опаздывал. Что я мог ей сказать?