Город мертвецов

— Да. В ночь после смерти женщины и ее мужа он тоже умер. Повесился. Комната была заперта изнутри, он был один — типичный суицид. Вот только непонятно, с чего ему в петлю лезть. Все, конечно, решили, что к этому причастны жители Старых Полян: отомстили за своих, навели порчу. Хоть и не верили вроде в колдовство, но решили наказать. Только некого было наказывать.

— Значит, это правда? Про исчезновение?

— Чистая правда. Ни одного жителя Старых Полян к утру в деревне не оказалось. Дома были пусты. Как они ушли? Ведь в деревне были и строители, и, главное, правоохранители — Рокотов ведь не один приехал. Но никто ничего не заметил. Колдуны как сквозь землю провалились. Кстати, шептались, что именно так и было: провалились в адскую бездну, откуда и вылезли в свое время.

— Их не искали?

— Не думаю, что очень усердно. Полагаю, вздохнули с облегчением: больше ведь никто не мешал строительству. А потом произошло еще одно событие: все дома сгорели. Пламя занялось одновременно в разных концах деревни, огонь распространился очень быстро, тушить было некому, так что в считаные часы вся деревня выгорела дотла.

— Темная история.

— Что ж… Вы наелись?

— Да, — ответила она. — Но чем я на самом деле сыта по горло, так это Старыми Полянами. Ладно, про прошлое — понятно более или менее. Но сейчас-то что тут происходит?

Павел Иванович посмотрел на нее с непонятным выражением и ответил после небольшой паузы:

— Тут происходите вы, дорогая. Вы — ключ, который привел в действие весь этот механизм. — И прежде чем Инна успела задать следующий вопрос, проговорил: — Пойдемте наверх. Нам нужно посмотреть кое-какие бумаги.

Не дожидаясь ответа, он отодвинул стул и встал. Инна сделала то же самое.

Выйдя из столовой, она обнаружила, что и в коридоре все теперь так, словно в школу с минуты на минуту вернутся ученики и учителя: ровный, нетронутый слой краски на стенах, свежая побелка, целые лампы под потолком, горшки с цветами на окнах.

Лестница привела их на второй этаж. Инна и ее проводник пересекли рекреацию и подошли к кабинету, на котором значилось «Директор». Павел Иванович повернул ручку, потянул дверь на себя. Они оказались в приемной: небольшой, старомодной, без намека на компьютер, но идеально убранной и заставленной цветами.

Вид похожей на оранжерею комнатки пробудил в Инне смутные воспоминания, но она не могла ухватить мысль за хвост, додумать, вспомнить.

Тем временем Павел Иванович уже зашел в кабинет директора. Инна глянула на табличку, прикрученную к обитой блестящим черным дерматином двери, и прочла: «Туманова Инна Валерьевна».

Тезки, значит.

Инна вошла в кабинет и увидела, что Павел Иванович стоит возле массивного железного шкафа.

— У Инны Валерьевны в делах всегда был порядок. — Он открыл шкаф и заглянул внутрь: — Сейчас найдем. Присаживайтесь пока.

Девушка послушно отодвинула стул, уселась за длинный стол для заседаний. Павел Иванович рылся в бумагах, и она посмотрела на пустующий стул, за которым когда-то сидела директриса.

Ей вдруг показалось, что она видит ее, словно наяву: высокая сухощавая женщина с темно-русыми волосами. Черты неправильные, но лицо тем не менее притягивает взгляд живостью, готовностью улыбнуться, добротой. Помада рыжевато-коричневого оттенка, орехового цвета глаза, янтарный кулон на длинной золотой цепочке, длинные тонкие пальцы, изящные кисти, часы-браслет…

«Откуда это в моей голове? Эти детали — с чего я их взяла?»

— Они уникальные, особые, талантливые! Нельзя так с ними…

Инна вскочила со стула и завертела головой.

— Кто сказал это? — выкрикнула она. — Вы слышали?

— Голоса звучат тут постоянно, — невозмутимо ответил Павел Иванович. — Просто чаще всего их не слышно. Но порой некоторые прорываются сквозь пелену времени. Не только голоса, но и образы. И тогда их можно увидеть, услышать.

В руках у него были две тонкие картонные папки. Он положил их на стол перед Инной.

— Эта Инна Валерьевна, какая она была? — не глядя на документы, нервно спросила Инна. — Высокая и худая? Русоволосая? Носила кулон с янтарем и…

— Тише, тише, дорогая, — мягко проговорил старый учитель. — Прочтите-ка вот это.

— Что тут? — спросила она, беря в руки ту папку, что лежала сверху. — Личные дела? И зачем…

Слова застряли в горле. Инна смотрела на маленький снимок в правом верхнем углу, и ей казалось, что пол уходит из-под ног. Голова закружилась.

С фотографии на нее серьезно, чуть робко смотрел Сева. Ниже, в графе «Фамилия, имя и отчество ученика», она прочла: Панкратов Всеволод Викентиевич».

— Но это же… Это ведь мой… — Не в силах закончить фразу, Инна беспомощно посмотрела на Павла Ивановича: — Как?!

Он ничего не ответил, указав глазами на вторую папку. Уже зная, что там увидит, Инна взяла ее со стола.

Панкратова Ева Викентиевна.

Ева и Сева.

Мертвые дети — дети, которых она убила, не дав им появиться на свет, и которые, оказывается, ходили в Старополянскую среднюю школу.

— Кто вы такой? — прошептала Инна. — Что вам нужно от меня? Вы хотите, чтобы я лишилась рассудка? Этого вы добиваетесь?

— Да что вы такое говорите, милая моя!