Читаем Город на грани: поездка по окраинам Сан-Паулу полностью

Вдоль кольцевой дороги расположились десятки фавел, вклинившихся в леса или взобравшихся на склоны холмов. Некоторые из них возникли совсем недавно, с времянками, сооруженными из досок и картона, другие уже укоренились и напоминают скорее итальянские горные деревушки. Всего в Сан-Паулу насчитывается около 1600 фавел. По данным на 2000 год, до трети населения города жило в неподобающих условиях – фавелах или cortiços , крохотных комнатушках в переполненных доходных домах. Большая часть этих людей обосновались на периферии.

Здесь, на рубеже Сан-Паулу, фавелы представляют собой промежуточную стадию урбанизации. Побывав в Бразилии в 1982 году, Феликс Гваттари охарактеризовал их как «городские системы, но не города, и сельские системы, но не села». Сам феномен фавел имеет сравнительно недолгую историю. Они впервые возникли в 1940-х годах, когда промышленный бум в городе достиг апогея и Сан-Паулу сменил Рио-де-Жанейро в роли финансовой столицы страны. «Это «воскресные дома», – писала о них Correio Paulistano, – шатающиеся от одного дуновения ветра». Однако из-под контроля процесс вышел в «потерянное десятилетие» – 80-е годы прошлого века. В условиях экономического спада, вызванного кризисом с внешней задолженностью и гиперинфляцией, следствием которого стала высокая безработица, «неформальное жилищное строительство» стало единственным выходом для перебирающихся в город мигрантов. Тем не менее проблема, которую многие считают чисто технической, связанной с неспособностью государства за счет программ «социального» строительства справиться с масштабным дефицитом жилья, на деле является результатом весьма циничной стратегии. Фавелы получили такое распространение потому, что политиков устраивала ситуация, в которой городские бедняки были предоставлены самим себе.

У Сан-Паулу не было генерального плана застройки вплоть до 1971 года, когда военная диктатура решила превратить город в то плотное скопище «высоток», которое стало его отличительной чертой сегодня. Но периферия оказалась за рамками этого плана. Обосновавшимся здесь людям позволялось самостоятельно заботиться о себе в условиях «игнорируемого беззакония». Как отмечают Марианна Фикс и Педру Арантес, фавела «с молчаливого согласия государства стала неофициальной моделью решения жилищной проблемы при минимальных затратах и без предоставления ее жителям гражданских и иных прав, подобающих горожанам».

В 2001 году городской статут предоставил обитателям фавел эти права – по крайней мере право оставаться там, где они поселились. Земля, на которой стоят их дома, им по-прежнему не принадлежит, но теперь она по крайней мере не считается незаконно занятой. Но пользуются ли эти люди тем, что Анри Лефебр называл «правом на город»? Можно ли считать их равноправными горожанами, с таким же, как у остальных, доступом не только к базовым инфраструктурным и социальным услугам, но и к возможностям и преимуществам городской жизни? Очевидно нет. Проблема не только в том, что они бедны, – они в буквальном смысле изолированы, а этот барьер труднее преодолеть, чем бедность. Эта изоляция носит пространственный характер, но устанавливается она не стенами и оградами, как в Альфавиле, а отсутствием инфраструктуры. Все основные городские услуги – будь то общественный транспорт или водопровод, канализация или электроснабжение – прекращают свое действие на границах фавел. Они вне системы, в буквальном и переносном смысле. Кариокас говорит об этом так: там, где начинается morro (холм), кончается asfalto (асфальт).

По мнению архитектора из Рио Жоржи Мариу Жауреги, отношения между городом и фавелами свидетельствуют о том, что в Бразилии до сих пор сохраняется социальная логика фазенды. На этих кофейных плантациях рабы жили в поселках- senzalas , естественно расположенных на удалении от помещичьей усадьбы. Жауреги утверждает: фавелы – это senzalas современного города.

Именно с этой отъединенностью, а не просто с дефицитом жилья, призваны покончить программы благоустройства трущоб, появившиеся в последнее десятилетие. Самый амбициозный из этих проектов сейчас осуществляется в Параисополисе, который мы, объезжая западную оконечность Сан-Паулу, оставляем слева. Здесь кольцевая дорога проложена далеко за пределами границы города – Параисополис находится в 10 километрах к востоку от нее. Этот второй по величине трущобный район города с населением свыше 55 000 человек, в настоящее время проходит масштабную «подтяжку лица». Городская строительная компания Sehab сооружает здесь нормальные дороги, тротуары, общественные места, а также 2500 новых домов. Но главное – проект предусматривает создание дренажной системы, которая покончит с затоплением фавелы из-за разлива окрестных речушек в сезон тропических ливней. Первая волна застройки от Sehab была выполнена в стиле прагматичного «муниципального модернизма», не слишком повышавшего качество городской среды в Параисополисе. Нынешний этап более интересен – к проектированию привлекли талантливых архитекторов из венесуэльского аналитического центра по развитию городов, швейцарской фирмы Кристиана Кереса и местной компании MMBB. В результате благоустройство трущоб и «социальное» жилищное строительство приобрели международный масштаб, невиданный со времен печально известного проекта «Преви» в Лиме в конце 1960-х с участием таких звезд мировой архитектуры, как Альдо ван Эйк, Джеймс Стирлинг и «метаболисты».

Хотя проблемы, одолевающие периферию Сан-Паулу, отчасти вызваны его постоянным разрастанием, именно размеры города и связанные с этим экономические возможности позволяют реализовать проекты вроде того, что сейчас осуществляется в Параисополисе. Возникшая сравнительно недавно общемировая тенденция превращения мегаполисов в полуавтономные структуры с экономическим потенциалом небольшого государства привела к тому, что крупные города вроде Сан-Паулу могут сегодня решать свои проблемы эффективнее, чем в те времена, когда «социальные» жилищные программы были уделом ведомств центрального правительства. В этом смысле можно сказать, что благодаря новым экономическим возможностям современные города научились заботиться о собственных интересах.

Когда кольцевая дорога сворачивает на восток, к «подбрюшью» Сан-Паулу, мы замечаем, что небо впереди стало угольно-черным. Сан-Паулу называют «Cidade da Garoa» – «городом дождей», что в середине декабря едва ли неуместно, поскольку в это время дождей здесь не бывает – только бурные ливни. Они напоминают не столько явление природы, сколько театральный эффект: тротуары превращаются в пузырящиеся потоки воды, отводя горожанам роль пассивных зрителей. Похоже, сейчас хляби небесные готовы разверзнуться над гигантскими водохранилищами, куда мы и направляемся. Общеизвестно, что фавелы обычно возникают на берегах ручьев и рек, малопривлекательных для обычных застройщиков и потому пустующих. Водохранилища Гуарапиранга и Биллингс в изобилии снабжают Сан-Паулу питьевой водой, и тот факт, что и они теперь «обросли» фавелами, вызывает немалое беспокойство. Вокруг Гуарапиранги живут минимум 700 000 человек, и каждый день в водохранилище сбрасываются миллионы литров неочищенных сточных вод – а в период паводков ситуация усугубляется еще больше. Здесь дефицит жилья перерастает в проблему, угрожающую здоровью жителей «официального» города. Специалисты по городскому планированию столкнулись с классической дилеммой: что делать – переселять жителей фавел или создать там нормальную инфраструктуру, что лишь привлечет туда новых, «неофициальных» жителей?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Александровский дворец в Царском Селе. Люди и стены, 1796–1917
Александровский дворец в Царском Селе. Люди и стены, 1796–1917

В окрестностях Петербурга за 200 лет его имперской истории сформировалось настоящее созвездие императорских резиденций. Одни из них, например Петергоф, несмотря на колоссальные потери военных лет, продолжают блистать всеми красками. Другие, например Ропша, практически утрачены. Третьи находятся в тени своих блестящих соседей. К последним относится Александровский дворец Царского Села. Вместе с тем Александровский дворец занимает особое место среди пригородных императорских резиденций и в первую очередь потому, что на его стены лег отсвет трагической судьбы последней императорской семьи – семьи Николая II. Именно из этого дворца семью увезли рано утром 1 августа 1917 г. в Сибирь, откуда им не суждено было вернуться… Сегодня дворец живет новой жизнью. Действует постоянная экспозиция, рассказывающая о его истории и хозяевах. Осваивается музейное пространство второго этажа и подвала, реставрируются и открываются новые парадные залы… Множество людей, не являясь профессиональными искусствоведами или историками, прекрасно знают и любят Александровский дворец. Эта книга с ее бесчисленными подробностями и деталями обращена к ним.

Игорь Викторович Зимин

Скульптура и архитектура