Город на холме

Он пропал на несколько дней, а потом явился бледный, осунувшийся, с огромной гематомой над левым ухом.

- Шрага, что с тобой?

- На меня упали ящики в магазине. Это выглядит хуже, чем оно есть на самом деле. Не беспокойтесь.

Ну это уж я сама соображу, по каким поводам мне беспокоится.

- Шрага, это серьезно. Если там что-то сломано или задето, станет хуже, ты не сможешь больше работать. Пусть врач на тебя посмотрит. Только не говори мне, что ты боишься врачей.

Пауза. Кажется, сработало.

- Хорошо. Но только мужчина. Врач велит раздеться, а я перед женщиной не разденусь.

“Да кому ты нужен, недотрога!” - мысленно закричала я, обращаясь одновременно к двоим.

Врач знал меня уже давно и начал с самого главного.

- Он тебе тоже плел про упавшие ящики?

- А что, ящики разве не упали?

- Его избили, Офира. Чем-то похожим на металлические прутья. Ребра треснули в двух местах. Я сделал ему внушение – никакой работы, никаких размашистых движений правой рукой. Показал рентген, только тогда он поверил. Кстати, за рентген ты должна будешь заплатить, раз молодой человек не в больничной кассе.

- Разумеется.

Я все-таки уговорила его поселиться у меня. Вердикт врача перечеркнул его планы жить в какой-то трущобе, где обретались “эти-гоим-которые-молдаваним”, и работать как они, чернорабочим. Вопрос, почему он вынужден был сбежать из дому, я сочла за лучшее не поднимать. Захочет – сам расскажет. Мы пришли ко мне домой, я показала ему на бывшую комнату Ронена, сказала: “Располагайся”, - и ушла на кухню готовить ужин. Это было не так просто, как может показаться. Я-то по-прежнему питалась в основном кофе и сигаретами, ну салатика могла иногда поклевать, но это не то, что нужно быстро растущему и физически активному подростку, у которого еще ко всему прочему треснули ребра. В общем, я наскребла, какое-то подобие ужина из тех продуктов, что мне удалось отыскать, и пошла его звать. Но он уже спал. Спал не раздевшись, на спине, закинув голову. Этот непонятный мир, гда вся жизнь подчинена рукописному тексту на пергаменте, забрал моего сына и взмен вытолкал мне это вот чудо. Значит, так тому и быть, сказала я себе и тихонько закрыла дверь.

* * *

Десять лет прошло. Подросток стал мужчиной. Присягнул на верность стране, которую его всю жизнь учили ненавидеть. Газа, Хеврон, Ливан. Ушедший из дома без смены одежды, с одними тфилин под мышкой, теперь, десять лет спустя, он командовал огромной стройкой и очень неплохо содержал не только мать и младших, но и собственное семейство. У него прибавилось выдержки и жизненного опыта, а также того, что принято называть социальными навыками. Он и сейчас не блещет общительностью и шармом, но что там было десять лет назад, знаю только я. Остался живой, абсолютно детский интерес ко всему, чему его не считали нужным учить. Осталось четкое разделение мира на белое и черное, без всяких промежуточных зон. Все, что не белое – “мамаш субсдандарти”[218], именно так его в общине и приучили. И непомерное самомнение, уверенность в том, что он знает, как надо, и все сможет, тоже осталось. Он сумел убедить в этом не только людей на стройке, но и Малку.

И вот сейчас мы едем на гулянку по случаю Йом Ацмаут и по идее на переднем сидении должна сидеть Малка, а не я. Но у Малки свои, как она выражается, цикады в голове. Она хочет сидеть на заднем сидении с детьми. Я очень привязалась к ней, не могла не привязаться. А честно - если бы Шрага вздумал жениться, например, на Вики Кнафо[219], я бы и в Вики Кнафо нашла что-нибудь хорошее. Но в Малке не надо было искать. Она радовалась каждому дню, она искрилась теплом и любовью и при этом не была восторженной дурой, да и язычок там был самый что ни на есть острый. Она любила учиться, ей было все интересно, у нас была масса общих тем. Я понимала ее, как, может быть, никто другой не понимал, вдову солдата, израильтянку, пережившую вражеский плен. Вернее, думала, что понимаю, пока не увидела случайно в раздевалке ее спину. Она бойко болтала с арабскими торговцами на Махане Иегуда, уступала место в автобусе пожилым женщинам в арабских платках – так ее приучили в России. А я ловила себя на том, что стараюсь занять пространство между ней и проезжей частью, между ней и какими-нибудь колючими кустами, между ней и любой агрессивной наэлектризованной толпой.