Город на холме

Все-таки есть у него чутье на людей. Ему важно было разрядить ситуацию, чтобы люди не начали высказывать мне сомнения в моей лояльности. Публика тут собралась не такая упертая, как в Хевроне, но правее центра. И потом патриархальные нравы нашего общества нас сильно выручили. Все увидели, что есть мужчина, который отвечает за мою благонадежность. За неимением мужа – сын. А раз так, то все претензии к нему, а не ко мне. Смешно, конечно, но оказалось неожиданно полезно.

Малка сменила меня на вахте с младенцем, а я пошла гулять и общаться. Не знаю почему, оглянулась на Шрагу. Он по-прежнему сидел под деревом, слева ребенок, справа автомат. Так и живем с мая сорок восьмого года.

Стемнело, детям раздали шарики на резинках, отливающие разноцветными бликами. Услышала заливистую французскую речь и присоединилась к компании, занятой интеллектуальным пинг-понгом. Дети, рожденные в Израиле, хоть и говорили по-французски, но высказывались прямо, без намеков и аллегорий. А репатрианты – так, как в стране исхода привыкли. Интеллектуальный пинг-понг сопровождался блинами, которые взлетали над сковородой, словно пытаясь догнать стремительно заходившие солнце. Как будто не было этих сорока лет, как будто я опять двадцатилетняя студентка, уверенная, что настал долгожданный мир и меня ждет счастье.

-… гверет Офира Моргенталер, – долетели до меня слова, сказанные со сцены в микрофон.

Я застыла, не зная, куда девать себя и тарелку с блинами. Синие язычки пламени плясали в тарелке, ради праздника блины полагается поливать кальвадосом и поджигать. В сумерках получалось очень эффектно.

- У нас сегодня в гостях совершенно особенный человек. Просим выйти на сцену ровесницу государства, госпожу Офиру Моргенталер, – сказали со сцены.

И правда, ровесница государства. Я же всегда отмечаю по грегорианскому календарю, 14-го мая. Если вообще отмечаю. Я отставила тарелку и вышла на сцену. Кто-то сунул мне в руки микрофон. Что бы им сказать? Наверное, по-простому – спасибо.

-… и не променяла бы ни на какое другое время и место. Ам Исраэль хай. Эрец Исраэль шелану. Тода[240].

Народ зааплодировал, и тут на сцену внесли торт, величиной с хороший письменный стол, а на нем – 61 свечка. Это уже американцы, они не могут представить себя дня рождения без торта со свечками, даже если это день рождения страны. Дети столпились вокруг, задули свечи, и я торжественно отрезала первый кусочек.

Где-то около девяти вечера народ, во всяком случае те, кто с маленькими детьми, стал расползаться по машинам. Я нашла своих и с первого взгляда поняла, что между ними черная кошка пробежала. Как всегда, Шрага по существу прав, но самовыразился в грубой и неприемлемой форме, и Малка ходит пришибленная. Зуб даю, Малка хотела пригубить чего-нибудь некрепкого и сладкого, а он запретил. Пока она кормит ребенка – никакого алкоголя. Мы посадили детей в машину, и я уже приготовилась сесть на переднее сидение, как последовало распоряжение.

- Малка, ты сядешь спереди. И открой волосы, мы уже не на людях[241].

А что я говорила? Он же собственник, контролер, начальник умывальников и командир полотенец (последние два выражения Малка регулярно употребляла, и я их выучила). Малка может сколько хочет обижаться, но сидеть она будет там, где он скажет. Я скромно подождала, пока Малка решит, куда ей садиться, и только тогда села сама. Она ничего не сказала, только откинула спинку переднего кресла до половины, свернулась на удивление маленьким клубком и демонстративно закрыла глаза, хотя ехать тут минут пятнадцать-двадцать. Шрага, похоже, не понял даже, что ему выражают фи, или не хотел понимать. Левой рукой он вел машину, а ладонь правой то почти целиком накрывала узкую малкину спину, то скользила по ее волосам, то ложилась на маленькие босые ступни с алыми ногтями. Она под его контролем, а что у нее на душе происходит, ему все равно. Ну что делать с таким уродом? Он поймал мой взгляд в зеркале заднего вида.

- Ты хочешь, чтобы я музыку поставил?

-Я хочу, чтобы ты относился к своей жене, как к человеку. Как к человеку, понимаешь? Она у тебя вещь. Красивая, любимая, драгоценная, но вещь. Мне это не нравится.

- Что именно я должен делать по-другому?

Моего совета он хоть спрашивает. Больше никто ему не советует. Кому охота быть посланным “абайта на три буквы”. Подозреваю, что если бы наши праотцы встали из гробницы тут неподалеку и вздумали вмешиваться в его дела, то получили бы такой же короткий и категоричный ответ, пусть по форме и более вежливый. Его рука скользнула вдоль малкиной спины и задержалась на талии. Ну что, его можно понять, талия там такая же соблазнительная, как вся хозяйка. Четыре месяца назад родила, уму непостижимо.

- Я тебе фразой из Талмуда отвечу. Бошта шель иша меруба мишель иш[242].