Город на холме

Пока мы выбирались из Иерусалима и вставали на шоссе № 60, я рассказал ему про Малку и про детей. В ответ услышал рассказ про Тали и с облегчением понял, что йешива йешивой, а личной инициативы Алекс не потерял. Дело было так. Тали, как и Алекса, маленькой привезли в страну в середине 90-х, я даже не понял, откуда именно из России. Она была девушка спортивная, в старших классах школы подрабатывала фитнес-инструктором, а служить пошла в МАГАВ. Отслужив, она выставила в фейсбук свою фотографию рядом с террористом, которого она задержала. Ничего даже похожего на издевательство там не было, более того, он сидел на стуле, а она стояла. Тали проявила смекалку и оперативность и обнаружила на этом существе взрывчатку. Может быть, публиковать эту фотографию было не самым умным поступком в ее жизни, но за это не убивают. История выплеснулась на всеобщее обсуждение, Тали заклеймили чуть ли не Эльзой Кох, и одновременно она сподобилась получить кучу восторженных писем с комплиментами своей фигуре и предложениями руки и сердца. На этом фоне выгодно выделялось серьезное вежливое письмо без единого намека на флирт. Там говорилось, что Тали имеет право гордиться хорошо сделанной работой, а алия из России имеет все основания гордиться Тали.

- А с соблюдением у нее как?

- Старается. А у твоей?

Ну кто меня дергал за язык начинать это разговор. Недаром говорят, что там, где десять праведников не устоят, стоит один баал-тшува. Десяти праведникам я бы сказал заняться собственными делами и не вмешиваться в мои. Но баалей-тшува беззащитны, им легко сделать больно, они платят за соблюдение ломкой всей предыдущей жизни. Деда своего я причислял туда же, потому что он верил и соблюдал после Аушвица. И Малка, объявившая о своем намерении присоединиться к евреям стоя надо рвом, заплатившая за это решение буквально собственной шкурой. В нашем с ней доме я старался ничего не нарушать, и это не было одолжением. Просто когда у тебя такой высокий – во всех смыслах – пример перед глазами, трудно не тянуться за ним. Мой “высокий” пример, почти метр шестьдесят. В Техасе она один раз застала меня за компьютером в субботу. Дом там был такой огромный, что я думал, она меня просто не найдет. “Ты перестанешь бунтовать, я знаю, что перестанешь. У нас же дети. Они на тебя смотрят”. Какие дети, подумал я тогда. У нас Реувен, а близнецы замечают меня, только когда хотят сказать очередную гадость. “У нас же дети”, - повторила Малка, и только тут до меня дошло.

- А у моей с соблюдением так, что я у нее учусь.

Надо было видеть это удивленное лицо. Наверное, у меня было такое же, когда Офира процитировала мне Талмуд в первый и последний раз. А ее предсмертные слова о том, что я отношусь к Малке не так, как следовало бы, жгли и жгли изнутри.

- А почему именно Шавей Хеврон? – сменил я тему.

- Ты же понимаешь. Это такой город. В него или тянет, как магнитом, или просыпаешься в ужасе и радуешься, что ты уже не там. Меня он забрал. Как и тебя, раз ты живешь в Кирьят Арбе.

- Это случайно вышло.

- Ну да. Ничего в нашей жизни не случайно.

- Ну, в общем ты прав. Чего в Хевроне нет, так это лицемерия и вранья. Так ты живешь прямо в йешиве или мы едем куда-то еще?

- Я скажу.

Нас обступили скалы, те самые скалы, из-за которых два месяца назад застрелили Офиру. Мой кошмар – бесконечная дорога среди скал с Офирой, истекающей кровью на заднем сидении. Час, два, три, и конца этому не видно.

- Вот здесь.

- Что здесь?

- Останови, я слезу.

Я огляделся. Непроглядная тьма, редкие огни арабских деревень, лагеря беженцев Арруб. Где я его высажу, на обочине? Неужели я чем-то его обидел? Даже если так, арабы обидят его куда сильней.

- Я что-то не так сказал?

- Почему вдруг?

- Почему ты хочешь выйти?

- Потому что я тут живу. Во всяком случае на ближайшие две недели.

- Где тут, на дороге?

- Нет, вон там.

Он показал вперед и направо, и я разглядел верхушку далекого холма. Сильный прожектор, пяток времянок. Все. Обычно такие маленькие форпосты “вырастают” из поселения побольше, а тут вот так, взяли и поставили. Почему же я раньше этого не замечал, я же ездил тут каждый день. Ясно, почему. Каждый раз заново переживая гибель Офиры, я уходил в себя, не смотрел по сторонам.

- У тебя что, тоже пистолет в штанине?

- У меня нет пистолета.

Мы стояли на обочине с притушенными фарами.

- Ты что, вообще не вооружен?

- Нет. Я хоть и живу в Хевроне, но зарегистрирован по адресу родителей в Рамат-Гане. Мне не положено. У многих ребят в йешиве такая ситуация.

Кто там сидит в полиции, голову им открутить и руки поотрывать. Почему он сам-то не догадался занять у кого-нибудь?

- Алекс, ата болван, – сказал я, как мне, бывало, говаривал тесть.

Вместо того чтобы обидиться, он страшно развеселился и заинтересовался.

- А что ты еще по-русски знаешь? Это тебя жена научила?

Я тронул машину вперед.

- Показывай, куда ехать.

- Не получится. Там террасы для оливковых деревьев.