Город на холме

Конечно, нравятся. И музыка, и графика. А еще мне нравится, что Малка не боится говорить мне правду. Значит, доверяет. В те ночи, когда мы спали по отдельности, меня преследовали тяжелые сны из собственного детства. Мамино лицо, лицо человека, привыкшего к насилию, отупевшего от страха. Каким надо быть извергом, чтобы жена тебя боялась.

* * *

Через два дня военная прокуратура предъявила Валиду Иссаму Кобейри формальное обвинение, а вместе с обвинением исчез повод для продолжения голодовки. Арабские СМИ и их ивритоязычный филиал “а-Арец” объявили, что борьба палестинского правозащитника входит в новую фазу и его не сломит никакая клевета. Военные власти решили сделать процесс открытым и пустить на него журналистов. Это лучше любой пресс-конференции.

- Я о такой свидетельнице даже мечтать не мог, – сказал военный прокурор. – Жалко только, что из Кирьят-Арбы.

- Почему? – сделала Малка невинные глаза.

- А то сами не понимаете.

За три дня до первого заседания “а-Арец” опубликовала Малкины данные с соответствующими комментариями. Ну конечно, необразованная репатриантка из России, склонная, как и все они, к тоталитарному сознанию, живет в поселении и делает все, что ей диктуют. В поселениях, оказывается, мужчины диктуют женщинам, сабры иммигрантам, урожденные евреи герам, а рав диктует всем. Странно они нас себе представляют. Даже мне с моим более чем отрывочным образованием был виден нижайший уровень этой журналистики. Назвав Малку необразованной, они конкретно облажались. У них у самих дипломы Еврейского Университета в Иерусалиме. Я уже не говорю о том, что кроме стандартного набора русский-английский-иврит, она знала еще и французский настолько, чтобы читать на нем профессиональную литературу. Их версию происхождения ожогов и шрамов у Малки на спине мне узнать еще предстояло.

Когда на следующий день я явился на утреннюю молитву в русский миньян, народ встал и зааплодировал. Для меня это было более чем странно, я не сталкивался раньше с этим обычаем и вообще ничем не заслужил оваций. На работе шеф сказал:

- Береги ее, that lotus blossom[271] of yours.

Он бы еще напомнил завести машину, прежде чем ехать, и автомат дома не забыть.

- Почему lotus blossom? - спросил я. Лучше использовать возможность узнать что-то новое, чем без толку раздражаться.

- Да каждая из них, в общем, цветок, – неопределенно хмыкнул шеф. – Если не мегера, конечно.

В течении всего времени до процесса мы находили у дверей нашей квартиры корзины с цветами, воздушные шарики, домашнее печенье и записки “Не бойся, сестренка” и “К правде, к правде стремись, чтобы ты жил и владел землей, которую Господь, Бог твой, дает тебе”[272].

Накануне процесса я пошел на вечернюю молитву в синагогу Авраама Авину. Бессильный сделать больше, чем уже сделал, я мог только одно – просить. Просить, чтобы ей не причинили больше боли, чем она может выдержать. Молитва за других у меня всегда шла легче и чище, чем молитва за себя. То, что я знал о себе, тянуло меня вниз, обращаться наверх с просьбами о себе лично я не решался. Пусть Всевышний сохранит меня, пока я нужен. После окончания молитвы Ури Страг тронул меня за локоть.

- Пойдем на улицу. Это не разговор для святого места.

Мы вышли.

- Не бойся, он сдохнет. Голодовка больше двух месяцев – это гарантировано посаженная печень. Это я тебе как врач говорю. Максимум полгода-год. Но это при условии, что голодовка честная.

- А что, бывает, что они тайком едят?

- А как же. Марвана Баргути[273] даже на видео записали, когда он во время голодовки весь обед стрескал.

- А когда это было?

- Когда-то в середине нулевых, не помню точно. Был большой скандал. Ты что, не помнишь?

Ну да. В середине нулевых у меня не было проблем, насущнее Марвана Баргути с его липовой голодовкой.

Заседание назначили почему-то на час дня. Тесть сказал, что заберет близнецов из школы и встретит нас в здании суда. Я усомнился.

- Вы уверены, что они там нужны? Маленькие еще. Если они не центр внимания, они начинают бузить. Оно Малке надо?

- Им пора взрослеть. Если не сейчас, то когда?