Город на Стиксе

Матвеев только рассмеялся:

— Он их замучил этими заявками! И их, и нас, и всех вокруг. Вы знаете, ведь я три года проучился в медицинском, хотел стать психиатром, между прочим. И я могу сказать: в последние три года у Водонеева была самая настоящая сверхценная, бредовая идея — издавать свои стихи. Он с ней ложился, с ней вставал, с ней выходил на сцену.

— Но что в этом странного? Любой, кто пишет, хочет опубликоваться, быть прочитанным, услышанным.

— Но не любой готов за это умереть.

— То есть вы думаете, что это было болезненное, неадекватное состояние?

— Я не знаю, теряюсь в догадках. Вон наш заслуженный, Игорь Шеронов, он, между прочим, тоже пишет. Прозу, и уже давненько. Что-то печатают в толстых журналах, что-то там ему заворачивают, но это, понимаете, часть жизни. В других частях своей жизни он играет в театре, растит дочек и ездит с женой на дачу.

Я представила дородного, добротного, более чем трезвого актера Игоря Шеронова, и опять до слез стало жаль Сашу.

— Не знаю, — продолжал Матвеев, — что это: сверхценная идея или навязчивая жажда славы, что тоже присутствовало, но свою жизнь Шура ценил и использовал только как возможность «производства» стихов.

Чуть подумав, я все же спросила:

— Вы ведь учились на актерском примерно в то же время, что и Водонеев. Что такое общество «Белые рыцари»?

Правильное и даже красивое лицо Матвеева выразило такую степень недоумения, что я поняла тщетность вопроса.

— Революционное общество? — переспросил он. — В девятнадцатом веке?

— Да вроде двадцать с лишним лет назад было в вашем институте студенческое общество с таким названием.

— Удивительно. Первый раз слышу.

3

— Лизавета! — закричала мне из толпы встречающих Ирка, и, расталкивая народ локтями, стала пробираться к дверям вагона.

В этой нетерпимости даже минутного ожидания и стремлении немедленно действовать она была вся. Ирка и на экзамены всегда ходила только в первой пятерке, и замуж тоже вышла раньше всех.

— Стой там, сейчас выйду, — попыталась остановить ее я, но она уже держалась за поручень вагона, пытаясь ухватить мою сумку.

— А чего поездом? — удивилась Верховская. — Самолетом быстрее. Так, сейчас едем ко мне, бросим вещи, и — в город.

— Может, я лучше в гостиницу?

Ирка встала как вкопанная:

— Что, в какую гостиницу? Я ее жду, дни считаю, не знаю, как встретить, куда посадить, а она мне какую-то дичь про гостиницу. Я тебе говорила: Костик у бабушки в Ярославле, мой в Финляндии и вернется через неделю. Да если б даже и был здесь! Не волнуйся, буду на это время твоим личным водителем, меньше часа от города, слышишь? — И гордо распахнула передо мной дверь черного джипа: — Как?

— Слу-ушай, какой зверь! И ты с ним управляешься?

— Я же тебе говорила, — почти обиделась подруга.

— Правда? Не помню.

— Лизка, выглядишь классно. Похудела и вроде бы выросла. Слушай, волосы длинные — здорово!

Не сводя с меня своих расширенных от радости глаз, она резко рванула с места и, лавируя между машинами, начала выбираться из города, на который я смотрела во все глаза, как будто видела впервые.

— Потерпи-потерпи, мы вернемся. Отдохнешь — и отправимся, по местам боевой славы. Только жаль, что былой. Лиза, Лиза. Ну, а я потихоньку толстею.

— Где? Не вижу, такая же точно, а мы виделись.

— Три года назад! Лизка, ведь целых три года! Вот тогда я была пятьдесят пять. А сейчас — шестьдесят, просто ужас.

— Не выдумывай, все хорошо.

— Мне ходить тяжело, понимаешь?

— Ну, худей.

— Не могу я худеть.

— Почему?

— Потому что собаке нужны впечатления.

— Ты завела собаку?

— Нет. Собаку завел наш сосед и носится с ней по всему околотку, говорит, что собаке нужны впечатления, чтобы она не зачахла. А поскольку у меня впечатлений ноль, то мои впечатления — это еда. Как же я похудею?

— А ребенок, муж, работа? У вас новый дом, наконец.

— Вот именно что дом, ребенок, муж. И всех нужно обслуживать. С работы я практически ушла, так, делаю отдельные заказы.

— Ушла? Ты — отличный дизайнер.

— Лиз, Костя несадовский, через год пойдем в школу. Да если ездить каждый день на службу, потратишь больше на бензин, и это не считая сил и нервов.

— А гувернантка, нянька?

— Агентствам я не доверяю, а чтоб таких знакомых — нет. У Вовы фобия к тому же: чтобы в доме не было чужих.

— А моет кто твои четыреста квадратов?

Верховская вздохнула:

— Угадай с трех раз. Ну, здесь уже не так печально: когда он уезжает, контрабандой вызываю тетеньку из службы, и тетка драит дом от цоколя до крыши.

Я не заметила, как мы добрались до небольшого коттеджного поселка, спрятанного в сосновом лесу. Ирина подъехала к одному из домов, нажала на пульт, ворота поднялись, и мы въехали в небольшой аккуратный двор особняка из желтого кирпича с ярко-синей крышей и целым набором причудливых окон, плодом дизайнерской фантазии хозяйки. По дорожке, вымощенной желтым кирпичом (привет «Волшебнику Изумрудного города», любимой детской книжки Ирки), мы прошли к главному входу и очутились в царстве белых, золотых и серебристых тонов обожаемого Ириной парадного классического стиля, в котором был отделан весь дом.