Город на трясине

Иштван Надьатади Сабо принял протянутую ему руку, а также согласился занять бархатное кресло, своим именем, своим авторитетом оказав давление на крестьянство и прикрыв малокровную, незначительную земельную реформу, представляющую собою не то чтобы жертву, а просто постыдную подачку со стороны крупных помещиков, а если приглядеться внимательнее, то даже бизнес, так как они отделались от самых плохих земельных угодий, получив за них солидный выкуп.

«Ну, кто следующий?» — оглядел Бетлен сцену, вытирая руки после «исторического рукопожатия». Промышленные рабочие! Они и после поражения революции оставались серьезной массовой силой. К тому же, оглядываясь на заграницу, надо следить за сохранением хотя бы вывески демократизма. Естественно, промышленные рабочие в консолидированной буржуазной Венгрии должны иметь свою партию и организацию для защиты своих собственных интересов. Но не менее естественно и то, что рабочее движение в целом нужно заставить отказаться от мечты о какой-либо новой революции, ввести его в парламентские рамки… В результате с помощью продажных социал-демократических лидеров на свет появился известный (вернее, пресловутый) пакт, который обеспечивал социал-демократической партии кое-какие организационные права, однако в качестве компенсации требовал, чтобы партия отказалась от крестьянства, от организаторской деятельности на селе…

Великое произведение, таким образом, было создано, но его автор на этом не успокоился. Чтобы упрочить столь блистательно реставрированную власть, он насадил самую мощную за все времена бюрократию, начиная от министерств и кончая сельскими управами. Все местное самоуправление Бетлен низвел до уровня аппарата по проведению выборов и с его помощью принялся ломать хребет венгерскому народу. Бетлен создал «партию единства», в которой, как в хорошей лавке, можно было найти все: и земельного магната, и джентри, и фабриканта, и банкира-еврея, и поборника христианства, и буржуа, и кулака. Он развернул жестокую войну против политической принципиальности венгерского народа, прежде всего против рабочих и крестьян.

Введя для «политически незрелого» крестьянства систему открытого голосования, терпимо относясь и даже поддерживая самые наглые, самые неприкрытые злоупотребления, покупая голоса, подкармливая и спаивая своих сторонников, создавая новый безобразный крестьянский тип — платного вербовщика голосов, преследуя непокорных в административном порядке и пуская с аукциона имущество оппозиционно настроенных крестьян, доблестно действуя по принципу: когда надо — подкупом, когда надо — жандармским штыком, он произвел страшное опустошение в умах. Бетлен пытался низвести венгерские народные массы до уровня забитой, зажатой в тиски, страшащейся кнута и тянущейся за заработком кучки избирателей. «Подоспели бы какие-нибудь выборы, выпили бы как следует, да и деньжата завелись бы на селе», — говорит деревенский бродяга, герой новеллы Жигмонда Морица, написанной во времена Бетлена. Вот до чего опустились многие десятки, сотни тысяч представителей того народа, который еще недавно клялся в верности Кошуту и аграрному социализму, смело идя на жандармские штыки, так как жандармская оплеуха, штык и приклад либо устрашают, либо ожесточают; но деньги выборщиков, коррупция доводят человека до самого подлого состояния.

Задумываешься ли ты, пущенный по миру в своем собственном городе, превращенный в бездомного оборванца и голодного нищего будапештский рабочий, живущий своим трудом гражданин, над тем, что в твоем несчастье виноваты все пороки эпохи? А ты подумай об этом и не забывай! Ответственность за то, что некоторая часть венгерского народа, подобно политической шлюхе, легла в постель с фашистской «эпохальной идеей», поставившей под угрозу само существование нации, и что у этой части общества не хватило ни прозорливости, ни сознательности, ни смелости выступить в защиту подлинно народных интересов, в значительной мере несет вину режим Бетлена, пытавшийся восстановить помещичью Венгрию.

На этом же режиме лежит вина и за другое. Не только за разложение венгерского народа, создание сети шпионов и провокаторов в рабочем движении, за аресты, казни и зверское уничтожение стойких социалистов и коммунистов. Этот режим сыграл крупную роль и в формировании других факторов, которые привели нас к сегодняшней трагедии.

На внешнеполитической арене феодальная реакция разжигала и постоянно подогревала мечты о реванше, продолжала политику венгерского великодержавного империализма 1867 года. И здесь изменилась только вывеска: вместо слов «Венгерская империя» появился термин «Венгрия святого Иштвана»…