Город на трясине

Старый Хорват вместе со своей супругой обычно регулярно ходил на такие посиделки, но сегодня ему не сиделось ни дома, ни во дворе. Утром он ходил смотреть, как идет строительство нового дома. Приковыляв на место, он увидел, что стены уже возведены и недалек тот день, когда его сельский «дворец» будет готов.

— Пусть дом будет не такой, как у всех, — наставлял мастера сын Хорвата.

Мастер заверил, что построит дом, какого ни у кого еще не было: с балконом, широкими окнами, о высокой крышей, украшенной безделушками.

Старик Хорват обошел весь дом, заглянул во все углы и выслушал объяснения мастера. Он не сказал ему ни слова о том, понравился ему дом или нет, а, все осмотрев, молча поплелся обратно домой.

С того момента старик потерял покой. Его охватило такое чувство, будто им грозит какая-то опасность, и, как верный пес, тихо поскуливая, он ходил по двору вокруг дома. Казалось, он и перед домом-то уселся раньше времени для того, чтобы первым встретить идущую к ним беду и отвести ее…

На церковной колокольне затрезвонили оба колокола, призывая прихожан к обедне. На улице там и тут показались старики и старушки с молитвенниками в руках, торопливо направляясь к храму божьему.

Вот отворилась калитка соседнего дома, и на улицу вышли старый Тот и его жена.

— А ты что, не пойдешь разве, сосед? — спросил Хорвата Тот.

Хорват молча покачал головой. Он уже несколько дней подряд не ходил в церковь, хотя до этого не пропускал ни одного богослужения, если не был сильно болен или не уезжал на хутор. Когда же болезнь не очень его одолевала, он все равно тащился в церковь, которая, по его мнению, помогала ему лучше любых лекарств. После смерти старого Ваги он даже стал запевалой в церковном хоре. У стариков уж так было заведено: пока не приходил священник и не начинал службу, они сами потихоньку пели. Начинал, разумеется, запевала, а ему подпевали остальные.

Голос у Хорвата был красивый и «со слезой», способный выразить внутренний душевный трепет. Кому же еще и запевать, если не ему? Его не выбирали запевалой. Все получилось как-то само собой: когда хор после смерти Ваги впервые собрался в церкви, все, будто сговорившись, посмотрели на Хорвата: «Запевай, мол!» И он запел, чувствуя, что им, пожалуй, довольны даже больше, чем его предшественником.

«Кто-то теперь запевает в хоре? — мысленно подумал старик. — Наверняка Михай Барна. Кто ж еще? Он всегда отличался, хотя и не очень отчетливо выговаривает слова».

Хорват хотел даже спросить у соседа, хорошо ли справляется Барна с обязанностями запевалы, но гордость не позволила ему сделать это. Недавно Хорват заявил при всех, что с сегодняшнего дня не будет больше ходить в церковь, а раз так, то ему не к лицу интересоваться и церковными делами.

А случилось это в тот самый день, когда он поругался с сыном. Правда, этот скандал начал не он. Произошло это в воскресенье, когда сын вернулся из села. По одному его виду старик сразу заметил, что сын не в себе.

Позвав отца в комнату, тот довольно грубо сказал ему:

— Знаете, отец, до сих пор я молча сносил все ваши дурости, но больше делать это не намерен! Если вы и дальше будете так помыкать мной, я не знаю что сделаю. Такое сотворю, что вам не понравится! Возьму и объявлю вас помешанным и потребую над вами опеки. Можете хоть полсела обегать…

Услышав столь грубые слова, старик сначала опешил, а потом начал бормотать что-то непонятное.

— Не притворяйтесь невинной овечкой, отец! — одернул его сын. — Я все знаю. Знаю, о чем шепчутся за моей спиной односельчане. Не сегодня-завтра все мы станем всеобщим посмешищем. Вы что, тронулись? Или от старости ум потеряли? Вы что, хотите всю нашу семью по миру пустить из-за своей дурости? Ну отвечайте же!

— Это вы хотите ее пустить по миру, а не я! Вы! Это вы все посходили с ума, а не я! Что бы с вами было, если б я иногда не давал вам по носу? Если б не я, вы давно бы спустили все нажитое. Вы только господ из себя корчить умеете, а больше ничего! И за все мое добро ты хочешь упрятать меня в дом умалишенных?! Может, вам стыдно перед друзьями-господами, что ваш отец — крестьянин? Хорошо бы от него отделаться, а? Не будет по-вашему! До тех пор пока вы меня в землю не упрячете, я всегда вам буду правду-матку в глаза резать! У меня есть на это полное право!

И хотя он чувствовал себя старым и немощным, Хорват понимал, что ему нужно атаковать, наступать на сына, а если понадобится, то на все село и даже на весь свет. Он кричал, стучал по столу, угрожал и успокоился только тогда, когда окончательно выдохся.

В ответ ему сын тихо, но угрожающе сказал:

— Меня ваши глупости нисколько не интересуют. Я их довольно наслушался. Я только хочу вам еще раз сказать: бросьте дурить! Я больше терпеть не намерен! Весной будет обручение, а осенью — свадьба! И точка! Нравится вам это или нет, а будет! — Сын вышел, громко хлопнув дверью.