Город на трясине

— Вся беда в том, — тоном ученого заговорил Борш, — что машин и теперь много. Только все они не только не суют бедняку в руку краюху хлеба, а забирают у него все, что он имеет. Вот когда я был мальчишкой, не было и в помине ни тебе жаток, ни тебе молотилок, но зато любой бедняк зарабатывал столько, что на всю семью хватало. Что правда, то правда…

— Правда совсем не в этом, дядюшка Михай, — перебил старика Гелегонья. — Машина — вещь хорошая. Зачем же тогда человеку ум дан, если не затем, чтобы облегчить свой труд? Вся беда состоит в том, что эти машины служат не рабочему человеку, а тем, кто его угнетает. Вот в чем вся беда!..

— Неправильно ты говоришь, браток. Уж не хочешь ли ты, чтобы у каждого была своя машина, которой он будет жать свою полоску, а? Если у каждого хозяина будет собственная машина, тогда и мы ему не понадобимся. В крайней случае нескольких человек он наймет… лошадей погонять…

— Я не это имел в виду, а то, чему учит социализм. Чтобы не было ни бедных, ни богатых! Чтобы не было богатеев, на которых бедняки спины гнут… Чтобы все равны были и сообща пользовались и землей, и заводами, и рудниками. Ну и машинами сообща пользовались бы, но не так, как сейчас, когда машины есть только у богатых, а они используют их против бедняков…

— От этих книг один только грех. И богатые и бедные всегда были и будут, — подытожил свое выступление Борш и повернулся на бок, чтобы поскорее уснуть.

Однако остальные артельщики на этом не успокоились и продолжали начатый разговор. Каждый высказывал свое мнение. Один говорил одно, другой — другое. Конечно, было бы неплохо жить так, как говорит Гелегонья, но разве так сделаешь?..

— Сколько раз я тебе говорил, свояк, — вдруг подал голос Мольнар, — что все это хорошо выглядит только в книжках? Хочешь, я еще раз расскажу тебе тот случай, который произошел в управе?..

Несколько человек засмеялись. Кто-то заметил:

— Ну и хитрец же этот Мольнар!..

Однако Гелегонью не так-то легко было сбить с толку. Со спокойствием, которому позавидовал бы любой проповедник, он ответил:

— А сколько раз говорил я тебе, свояк, что все это кажется невозможным до тех пор, пока все будут рассуждать по-твоему? Но далеко не все говорят так же, как ты. К счастью, разумеется.

— Ты, конечно, не так говоришь. Ну, может, еще десяток, может, сотня или тысяча… Но какое это имеет значение по сравнению с миллионами людей?

— У Христа было только двенадцать учеников. Правда, один из них оказался предателем… И все-таки учение Христа одержало верх!..

— Уж не решил ли ты, свояк, стать Христом?

— А ты сам-то, случайно, не рехнулся, свояк?

— Поумнеешь, когда мы уснем.

— Это уж точно, — из-под соломы пробормотал Борш. Это было так комично, что все рассмеялись.

— Ну, браток, тогда стели себе рядом с Боршем, — посоветовал кто-то Гелегонье.

Кое-кто из артельщиков продолжал потихоньку обсуждать затронутые вопросы…

Шандор лежал крайним у копны и смотрел на усыпанное звездами небо. Чувствовал он себя хорошо: от утренней усталости не осталось и следа. Прохлада освежила его, и ему самому даже не верилось в то, что еще сегодня утром ему было так плохо. Вытянувшись на мягкой соломе, он лежал на спине, уставившись взглядом в ночное небо. Ему хитро подмигивали звезды. Они были для него сплошной загадкой. Шандор слушал разговоры артельщиков и объяснения Гелегоньи. Правда, многого из сказанного Шандор не понимал, но интуитивно чувствовал, что Гелегонья, видимо, прав. Однако долго раздумывать над этим он не стал. Подложив натруженные руки под уставшую за день поясницу, Шандор потянулся. Он был доволен собой, доволен тем, что выдержал сегодняшнее нелегкое испытание, отчего у него появилась уверенность, что теперь с ним ничего не может случиться и он заработает свои шесть-семь центнеров пшеницы, а то, может, и все десять. Дом у него есть. Со временем как-нибудь и долг выплатит.

«Конечно, прав Гелегонья, еще как прав, — думал Шандор, — но только стоит ли сейчас так много говорить об этом? Все это так далеко, а совсем рядом есть вещи, которые утешают…»

В нос Шандору попала соломинка, и он громко чихнул.

— Будь здоров! — со смехом пожелал он самому себе и повернулся на бок, чтобы уснуть.

Тем временем с песнями вернулись с гулянки девушки, а вслед за ними пришли и парни. Вскоре все улеглись и, немного поболтав и похихикав, крепко уснули.

Много позже вернулась с гулянки Юлиш Кишфехер. Стараясь не шуметь, она тихо шла на свое место. Однако ее шаги все же услышал кто-то из парней и, будто спросонья, сказал:

— Собака вокруг бродит…

— Сожрет еще сало, — проговорил второй голос.

— Ударьте ее по ногам!.. — посоветовал третий.

Несколько человек тихо засмеялись, но скоро снова наступила полная тишина.

И только звезды по-прежнему светили в небе да луна немного сползла к горизонту, будто наклонилась над спящими, охраняя их тревожные сны.