Город на трясине

Это не просто пример того, что пропаганда фашистских варваров превратила наших солдат в соучастников подобных зверских расправ. По-видимому, имели место десятки еще более страшных эпизодов. Потрясает самый факт — эта книга издана, и ей присуждена конкурсная премия. Не означает ли это крайнюю степень маразма? Вряд ли можно признать смягчающим то обстоятельство, что через некоторое время правительство Каллаи[13] изъяло эту книгу из продажи.

Гитлеровская пропаганда, уже беспрепятственно распространявшаяся по всей стране, под знаком призыва к «священной войне» против Советского Союза кое-кого вдохновила на «славные подвиги». Пресловутый случай в Нови-Саде в январе 1942 года в Воеводине впервые показал, какими гнойниками покрыла тело нации фашистская зараза, какие омерзительные инстинкты всколыхнул венгерский империализм, когда он, прикрывшись ширмой «идей святого Иштвана», породнился с гитлеризмом.

В январе 1942 года садисты из группы следователей по внутренним делам устроили в Воеводине охоту за коммунистами и сербскими четниками. Они схватили и замучили до смерти сотни людей, особенно зверствовали в сербских селах Бачки. Однажды погранохрана в Обече доложила, что сербские четники открыли огонь по венгерским жандармам. До сего времени так и осталось неясным, соответствовало это действительности или нет. Во всяком случае, командир сегедского корпуса, немец по происхождению, генерал-лейтенант Ференц Фекетехалми-Цейднер предпринял против Бачки карательную экспедицию.

Сперва была прочесана так называемая Шайкашвидек. Четников искали в Жабье, Дюрдево, Чуроче и Сентиване. Под подозрением находился каждый серб, и, конечно, подозрительными заранее объявлялись все евреи. В этих селах тут же на месте было казнено около трехсот человек. Экономя патроны, палачи обезглавливали свои жертвы просто топором…

Но этого им показалось мало. Заявив, что четники пробрались в Нови-Сад, они провели облаву и там. Населению было запрещено появляться на улице; жандармы, воинские патрули обыскивали каждый дом. Специально подготовленные люди устроили ужасающее кровопролитие. Богатых сербов и евреев приканчивали, врываясь в их дома, беспощадно расправлялись с их семьями, все имущество подвергалось разграблению. Часть людей согнали на берег Дуная, мужчинам и женщинам приказали раздеться чуть ли не догола. Они были оттеснены на середину замерзшей реки и все до единого — и матери с детскими колясками, и еле передвигающие ноги старики — расстреляны. Затем во льду вырубили проруби, туда сбросили трупы убитых. В итоге за два дня было убито три тысячи пятьсот человек…

Помнится, передаваемые из уст в уста слухи об этих невероятных ужасах расползлись по всему Будапешту. Подавляющее большинство населения осуждало совершенное злодеяние, но не нашлось никого, кто осмелился бы публично выступить против этой зверской расправы, которая стала навечно позором для венгерской общественности. В парламенте не нашлось ни одного депутата, а на церковной кафедре — ни одного священника, который посмел бы во всеуслышание заявить, что венгерский народ не отождествляет себя с людьми, совершившими эти ужасные преступления, и не желает иметь ничего общего с Фекетехалми-Цейднером, Кароем Граши, Мартоном Зольди и их соучастниками в массовых убийствах. «Безумство храбрых» проявил только Эндре Байчи-Жилински — он направил правительству памятную записку протеста, но нилашисты и Райниш пригрозили, что прикончат и его как «изменника родины»…

Официальная общественная нравственность пала настолько низко, что обезумевшие злоумышленники, гнусные убийцы провозглашались национальными героями, а того, кто осмеливался выступить против, объявляли изменником родины. Даже Каллаи, защищаясь от обвинений мировой печати, квалифицировал карательную экспедицию в Нови-Саде как необходимую самооборону, назвал все сведения о ней сильно преувеличенными и признал только, что «могли иметь место достойные сожаления и осуждения перегибы, которых, однако, не всегда удается избежать в угаре разбушевавшихся страстей». В общем, он прибег к дипломатической фразеологии, вместо того чтобы от лица венгерского народа осудить преступников и их вдохновителей. Но тогда пришлось бы говорить и о тех, кто несет ответственность за «разбушевавшиеся страсти», посадив на скамью подсудимых рядом с Гитлером и его венгерскими наймитами также и представителей своего собственного класса феодалов.

Каллаи пообещал провести строгое расследование и проявил мудрость, достойную царя Соломона, в результате один из главных преступников, Фекетехалми-Цейднер, был втихомолку отправлен на пенсию, а другому, Карою Граши, пожалован чин генерал-майора… Это неплохая иллюстрация к пресловутой «политике качелей».