Город на воде, хлебе и облаках

И непонятно, сколько бы еще продолжалось это «Стояние на Угре», но тут появляется садовник Абубакар Фаттах из арабского квартала на предмет традиционной пули с отцом Ипохондрием, раввином реб Шмуэлем Многодетным и околоточным надзирателем Василием Акимовичем Швайко. И он просто не может позволить сорвать традицию ежесубботней встречи за карточным столом, которой уже несколько лет. Простите, я ошибся: не несколько лет, а несколько сотен лет.

И вот садовник Абубакар Фаттах, увидев эти, прямо скажем, так себе полчища, но тем не менее трубы уже трубят, барабаны барабанят, кровь разной степени горячности зовет к ножу, пистолю, стоеросовой дубине, и остается только выяснить, во имя чего трубят, барабанят, зовут, и чтобы в рамках приличия: если погром, так и скажите – мы со всем уважением, а если что, то не надо думать глупости, а зачем вы распяли нашего Христа, а вы назовите конкретно, кто распинал, итальяшки распинали, а нас там даже и не было, разве что реб Шмуэль Многодетный, так он по разнарядке присутствовал, типа, не допустим, нет, в нашем Городе, обращайтесь в суд, мол, все легитимно, возбуждение религиозной ненависти, и вообще, если бы мы его не распяли, ах, все-таки вы, нет, вы дайте мне сказать, с чего это я тебе должен дать сказать, это вы, реб Пинхус, совсем зарвались, ну ладно, говорите, а то я с вашего крика прямо не знаю что, так христиан вообще бы не было, а были бы одни иудеи, сойти с ума, это я-то, потомственный адмирал, был иудеем, нет, вы были бы эллином или зороастрийцем, вам от этого легче, нет не легче, и в воздухе уже мелькнули ножи, взвились сизыми орлами курки пистолей, оскалили еросы сто дубин.

И тут садовник Абубакар Фаттах пал на колени. Потому что сил у него уже не стало стоять на прямых ногах. И вы бы пали, если бы у вас сорвалась многовековая пуля, а еще отец Ипохондрий с прошлой субботы остался должен вам ваши кровные 112 вистов.

И стоя на коленях, садовник спросил, типа, об чем шумят народные витии, и тут адмирал Аверкий Гундосович Желтов-Иорданский сказал:

– А где ты, Абубакар, слышал шум? Стоим себе мирно.

– Да, – поддержала его еврейская сторона в лице, точнее в лицах (смотрите выше), – стоим себе мирно. Потому что – а чего они стоят?

Садовник Абубакар с колен обратился к христианской стороне:

– А чего вы стоите?

– Да мы ничего, – отвечала христианская сторона, – мы вообще не стоим, мы вообще-то идем. Точнее, шли, пока эти жи… граждане евреи с угрожающими лицами, вы только посмотрите на реб Шломо Сироту…

– А чего вы вообще шли?! – взвился реб Шломо Сирота (если можно употребить глагол «взвился» к девяносточетырехлетнему еврею в инвалидной коляске).

Пролетарская часть христианства хотела было указать Шломо Сироте его место, но потом передумала, потому что на этом месте он как раз и сидел.

– А идем мы, реб Шломо, – ответил Шломо Сироте Гутен Моргенович, представлявший в данный момент христианскую составляющую Города, – чтобы в Магистрате обсудить проблему со странствующим Ослом, остановившимся на площади Обрезания, и вашим тезкой Шломо Грамотным, который по своей доброй воле составил компанию Ослу, коя компания не предусмотрена архитектурой Города и не вписывается в дизайн площади Обрезания.

Все замолчали. А как не замолчать? Когда говорит Гутен Моргенович де Сааведра, пушки молчат. У них, у де Сааведров, все были разговорчивые. А если не разговорчивые, то пишущие. Вот все и молчали. И христиане, за которых уже все сказал Гутен Моргенович, и евреи, потому что и Троцкого, и Михоэлса уже убили. И тогда за евреев пришлось отдуваться тому же Гутен Моргеновичу де Сааведре. У них, у де Сааведров, все были разговорчивые.

– Так бы сразу и сказали, – отдулся за евреев Гутен Моргенович.

– А вы об этом спросили? – спросил он со стороны христиан. – Нет. Не спросили, – ответил он с еврейской стороны, чтобы не подумали, что евреи народ лживый и им бы лишь пограбить, шейлокам проклятым.

– Ну вот, – успокоенно сказала христианская половина де Сааведры, – ребята, покажите.

И ребята показали. Они отверзли сумки, саквояжи, вещмешки, внутренние карманы чуек, армяков, пиджаков и фраков. И всюду была водка и зелено вино. И еврейская сторона была враз умиротворена. Ибо с таким количеством водки и зелена вина на погромы не ходят. И окончательно добили евреев, предъявив кассовые чеки винной лавки зубного врача Мордехая Вайнштейна.

Так закончился сейчасный погром, о котором я вам давеча намекал прямым текстом.

И евреи поняли, что если их сидение в синагоге не привело к ощутимым результатам (и к неощутимым тоже), то надо дать возможность и христианам поразмыслить над проблемой. Среди них тоже встречаются умные люди. Говорят, был такой Сахаров, очень, говорят, был умный человек. А почему умный? А потому что женился на еврейке. Вот!

Ну, две общины в знак примирения присели на часок на площади Обрезания, чтобы смыть горечь недоразумения, возникшего по недоразумению, и к вящей славе Божьей не приведшего. Слава Богу.

И над площадью Обрезания взорвалось ликующее «Лехайм!».