Город над крышами

Внизу тротуар обтекал овальную клумбу, чернеющую вскопанной землей, и бился о липы, одетые в прозрачную, бледную листву. Велосипедист в желтом промелькнул и исчез за углом. В майке лидера.

— Что ж, я все, — сказал Солонин, оживая. — Загрузил массив на сервер, программа найдет и вычленит отпечатки, если они есть. Но, возможно, это займет время.

— Что ж, тогда полезли.

Берсенев ухватился за перекладину.

Четыре этажа с одиннадцатого по четырнадцатый. Шестнадцать метров. Кромка крыши с вырезом и серое небо. Под тяжестью веса постанывали кронштейны. Ветер резался о предохранительные дуги и слегка посвистывал.

— Игорь Юрьевич, вы как?

— Я — за вами.

— Вы в визоре, что ли?

— Мне так легче.

— Ну, ваше дело.

Берсенев добрался до крыши, перекинул ногу. Под ботинком хрупнул керамзитный камешек. Спустя несколько секунд над бортиком появилась голова Солонина. Рот судмедэксперта был страдальчески приоткрыт.

— Лучше, наверное, было бы все-таки через подъезд, — сказал он, переваливаясь через бортик.

— Соберитесь, Игорь Юрьевич, — попросил Берсенев.

— Да я просто…

Солонин выпрямился.

Диковинным лесом тянулись вверх штанги антенн, чуть слышно гудела вытяжка. Кажется, такие вытяжки зовут дефлекторами. Визор, наверное, давно бы уже подсказал. Берсенев фыркнул на мысль, сориентировался и уверенно двинулся к дальнему углу крыши.

Пепельные облака толклись в вышине.

— Игорь Юрьевич.

— Да-да, — спохватился Солонин и поспешил следом.

Провода. Тарелка спутникового телевидения. Машинное лифтовое отделение и дверь вниз, на площадку четырнадцатого этажа.

— Видно что-нибудь? — спросил Берсенев.

— Сейчас.

Солонин запустил на визоре программу распознавания. На рубероиде, поделенном на квадраты битумными швами, сразу выделились несколько отпечатков. Желтым подсвечивались старые, недельной и больше давности. Красный, свежий, имелся всего один.

От детского кроссовка.

Характерный рисунок следа и виртуальный отпечаток идентифицированной обуви (фабрика «Рэкс», модель «Зик», размер 38) на разбившемся мальчишке совпадали на девяносто восемь процентов.

Пройдя дальше, Солонин обнаружил еще один отпечаток детской обуви, гораздо слабее первого, оставленного на подсохшем голубином помете. Этот отпечаток визор выделил на оштукатуренном, с полметра высотой, ограничительном бортике.

Месте, с которого мальчишка и прыгнул.

— Осторожнее, — сказал Солонин следователю, едва не накрывшему след ладонью.

Берсенев замер.

— Что?

— Два следа, — судмедэксперт приблизился и очертил пальцем, — один здесь, другой метрах в пяти позади. Ночью моросило, так что явных, твердо идентифицируемых, всего два.

— Понятно, — Берсенев выпрямился, с некоторым сомнением глядя на едва заметный рисунок подошвы. — То есть, отсюда…

Чуть сместившись, он посмотрел вниз.

Отсюда, с высоты, место падения мальчишки можно было определить только по еще не смотанной ленте, пятно крови казалось обычным пятном, а больше ничего о трагедии не напоминало. Загибался под прямым углом тротуар, за кустами темнели крыши автомобилей.

— М-да…

Солонин, смотревший сквозь визор, перегнулся, и Берсенев на мгновение испугался, что он не удержится.

— Шестнадцать метров, — сказал эксперт.

— Что?

— От основания дома до места падения шестнадцать метров.

Берсенев прикинул в уме: хороший тройной прыжок. Рекорд, кажется, девятнадцать. А от чего тогда мальчишка отталкивался?

— Что-то далековато, Игорь Юрьевич.

— Я в курсе, — кивнул Солонин. — Даже если учесть, что тело падало по дуге…

— Может, какое приспособление?

Они вместе посмотрели под ноги в поисках трамплинной доски. Ее, конечно, не было. Ни под ногами, ни у бортика, ни отскочившей назад.

— И что получается?

Берсенев сначала сел на бортик, поежился от ветра и пересел вниз, на рубероид. Судмедэксперт опустился на корточки, поднял визор, достал пачку сигарет.

— Будете? — спросил он у Берсенева.

— Бросил, — ответил тот.

Солонин пожал плечами, сунул сигарету в рот и прикурил от зажигалки.

— Получается, что следов борьбы и прочих, проливающих свет следов нет. Но расстояние все равно слишком велико.

Берсенев махнул рукой, отгоняя быстро тающий клуб дыма.

— Это я вам и без визора скажу.

— С другой стороны, — сказал Солонин, — в измененном состоянии психики человек способен высвобождать скрытые резервы.

— Мальчишка, я смотрю, уже высвободил. На асфальте можете наблюдать. В морге на Береговой. Наверное, как раз привезли.

Они помолчали. Эксперт, дымя, искоса поглядывал на следователя, который задумчиво катал керамзит на ладони.

Ветер задувал через бортик и ерошил его коротко стриженные волосы.

— Извините, Александр Степанович, — наконец сказал Солонин, — значит, ваша версия — визоры?

— По-моему, это самое зрелое предположение, — сказал Берсенев.

— А несчастная любовь? Семейные неурядицы?

Берсенев скривился, изображая неверие.

— Вы же видели дела — ничего такого там нет. Знаете, что родители Анны Поспеловой подавали в суд на одного из производителей?

— Думали также, как вы?

— Возможно, не успел посмотреть, меня замутило.

— Надеюсь, тошноту вы не считаете за проявление всеобщего заговора? — с иронией спросил Солонин.