Невероятно неправильно. Но причина, по которой я сделал это, она не изменится. Я не могу пойти по жизни, чувствуя, что я тебя не знаю вообще. Ты все время говоришь прошлое есть прошлое, но прошлое сделало тебя таким, какой ты есть.
Я хочу знать о твоей жизни. И если ты не готов сказать мне о ней, то я не должен быть с тобой. Потому что я знаю себя, и я никогда с этим не смирюсь. Так что я не должен проводить нас через это снова.
Магнус подтянул колени к груди. В сгущающихся сумерках он выглядел неуклюжим против теней, все длинных ноги и руки и тонкие пальцы, искрящие кольцами.
— Я люблю тебя, — сказал он тихо.
— Нет… — прервал его Алек. — Не надо. Это нечестно. К тому же… — он отвел взгляд. — Сомневаюсь, что я первый — кто когда-либо разбивал тебе сердце.
— Мое сердце было разбито больше раз, чем закон Конклава о запрете романов между сумеречными охотниками и нежитью, — сказал Магнус, но его голос надломился.
— Алек, ты прав.
Алек отвел глаза глаза. Он не думал, что когда-либо видел колдуна таким уязвимым.
— Это не справедливо по отношению к тебе, — сказал Магнус. — Я всегда говорил себе, что я собирался быть открытым для новых впечатлений, и поэтому, когда я начал — затвердевать — Я был в шоке.
Я думал, что я делал все правильно, не закрывал свое сердце. И тогда я подумал о том, что ты сказал, и я понял, почему я начал умирать внутри. Если ты никогда не говоришь никому правды о себе, в конце концов ты начинаешь забывать. Любовь, горе, радость, отчаяние, то, что я делал, было хорошим, то что я делал, было позором, если я держал бы все это внутри, мои воспоминания о них начали бы исчезать. А потом бы исчез и я.
— Я. — Алек не был уверен, что говорить.
— У меня было много времени подумать — после того, как мы расстались, — сказал Магнус.
— И я написал это.
Он вытащил записную книжку из внутреннего кармана пиджака: просто обычный блокнот со спиралью с бумагой в линейку, но когда ветер потрепал его — он открылся, Алек мог видеть, что страницы были покрыты тонким, витиеватым почерком.
Почерк Магнуса.
— Я записал свою жизнь.
Глаза Алека расширились от удивления:
— Всю свою жизнь?
— Не всю ее, — осторожно сказал Магнус. — Но некоторые из инцидентов, которые сформировали меня. Как я впервые встретил с Рафаэлем, когда он был очень молод, — печально сказал Магнус. — Как я влюбился в Камиллу.
История отеля Дюмон, хотя Катарина должен была помочь мне с этим. Некоторые из моих ранних романов, и некоторые из моих более поздних. Имена возможно ты знаешь — Эйрондел…
— Уилл Эйрондео, — сказал Алек. — Камилла упомянула его.
Он взял тетрадь; тонкие страницы казались неровными, как будто при письме Магнус вдавил перо в бумагу.
— Ты был. с ним?
Магнус рассмеялся и покачал головой.
— Нет, хотя, на страницах есть много Эйрондела. Сын Уилла, Джеймс Эйрондел, был замечательный, как и сестра Джеймса, Люси, но я должен сказать, Стивен Эйрондел оттолкнул меня от семьи, пока Джейс не появился. Этот парень был таблеткой.
Он заметил, что Алек смотрел на него, и быстро добавил. — Никаких Эйронделов. Абсолютно никаких Сумеречных охотников, на самом деле.
— Никаких сумеречных охотников?
— Никаких в моем сердце, кроме тебя, — сказал Магнус.
Он постучал слегка по блокноту.
— Считай, что это первый взнос всего, что я хочу сказать тебе. Я не был уверен, но я надеялся, если бы ты хотел быть со мной, как я хочу быть с тобой, ты сможете принять это в качестве доказательства. Доказательства того, что я готов дать тебе то, что я никогда не давал никому: мое прошлое, правда обо мне. Я хочу разделить свою жизнь с тобой, а это означает сегодня, и будущее, и все мое прошлое, если ты хочешь этого. Если ты хочешь меня.
Алек опустил блокнот. На первой странице была нацарапана надпись: Дорогой Алек…
Он мог видеть этот путь перед ним очень четко — он мог отдать книгу обратно, уйти от Магнуса, найти кого-либо еще, какого-то Сумеречного Охотника, чтобы влюбится, быть с ним, поделится с ним предсказуемыми днями и ночами, ежедневной поэзией обычной жизни.
Или он мог сделать шаг в небытие и выбрать Магнуса, далекого поэтичного незнакомца перед ним, его блеск и гнев, его дурное настроение и радость, его чрезвычайные магические способности и не менее захватывающую магию, которую он, необычайным способом, любил.
Тут вряд ли был какой-то выбор. Алек сделал глубокий вздох и сделал это.
— Хорошо, — сказал он.
Магнус повернулся к нему в темноте, со всей своей энергией сейчас, с его скулами и мерцающими глазами.
— Правда?
— Правда, — сказал Алек. Он протянул руку и переплел свои пальцы с пальцами Магнуса. Было какое-то свечение, которое проснулось внутри Алека, там, где было темно. Магнус обхватил своими длинными пальцами место под нижней челюстью Алека и поцеловал его, а его прикосновение будто светилось на коже Алека — это был медленный и нежный поцелуй, поцелуй, который обещал больше «потом», когда они больше не будут находится на крыше и не будут осматриваться на то, идет ли кто-то.
— Так, я твой самый первый Сумеречный Охотник, а? — сказал Алек, когда они наконец-то оторвались друг от друга.