Город небесного огня

— Приношу свои извинения за связывающее заклинание, — с легкой насмешкой в голосе сказал Себастьян. Он откинулся на подушки, вытянув руки, чтобы коснуться изголовья в виде кошачеподобной арки. Его футболка была задрана, обнажая бледную, плоскую линию его живота с узорами в виде рун. Казалось, эта поза должна быть соблазнительной, но она не вызывала ничего, кроме тошноты.

— Мне нужно было некоторое время, чтобы настроится, но ты знаешь, каково это. Один не может рисковать.

— Себастьян, — к ее удивлению, ее голос был ровным. Она осознавала это каждой клеточкой своего тела. Она чувствовала себя поверженной и уязвленной, как будто если бы она не была защищена от летящего в нее битого стекла. — Почему ты здесь?

Его лицо было задумчивым. Змея, спящая на солнце, только что проснулась, пока еще не опасная.

— Потому что я соскучился, сестренка. Ты скучала по мне?

Она подумала о том, не закричать бы ей, но Себастьян метнет ей в горло кинжал прежде, чем она издаст хоть один звук. Она попыталась успокоить свое сердцебиение. Она выживала во встречах с ним до этого. И она сделает это снова.

— Последний раз, когда я видела тебя, ты приставил арбалет к моей спине, — сказала она. — Не то чтобы я по тебе скучала.

Он лениво прочертил пальцами узор в воздухе:

— Лгунья.

— Такая же, как и ты, — ответила она. — Ты пришёл сюда не потому, что скучал по мне; ты пришёл, потому что ты чего-то хочешь. Что же это?

Внезапно он вскочил на ноги — изящно, слишком быстро, чтобы уловить его действия. Светло-белые волосы упали ему на глаза. Она вспомнила, как стоя на берегу Сены, она наблюдала за лучами света в его волосах, прекрасных, как стебельки одуванчиков. Он был похож на Валентина, когда тот был молодым.

— Может быть, я хочу заключить перемирие, — произнёс он.

— Конклав не захочет заключать перемирие с тобой.

— В самом деле? После прошлой ночи? — он сделал шаг в её сторону. Осознание того, что она не могла убежать, хлынуло в неё; она подавила крик. — Мы находимся на двух разных сторонах. Мы противоборствующие армии. Разве это не то, что вы делаете? Заключаете перемирие? Либо так, либо сражаться, пока один из нас не потеряет достаточно людей, чтобы сдаться? Но тогда, может, я не заинтересован в том, чтобы заключать мир с ними. Может, я заинтересован только в том, чтобы заключить мир с тобой.

— Почему? Ты ничего не прощаешь. Я знаю тебя. То, что я сделала… ты не простишь этого.

Он снова сделал шаг, резкая вспышка, и вдруг он прижался к ней, его пальцы крепко обхватили её левое запястье, прижимая его к стене у неё над головой.

— Что именно? Разрушение моего дома… нашего отцовского дома? Предательство и ложь мне? Разрушение моей связи с Джейсом?

Она видела вспышку гнева в его глазах, чувствовала его быстро бьющееся сердце. Клэри ничего не хотела сильнее, чем ударить его, но её ноги просто не двигались. Её голос дрогнул:

— Всё это.

Себастьян был так близко, она почувствовала это, когда его тело расслабилось. Он был твердым и худым, его острые кости упирались в нее.

— Я думаю, что ты, возможно, сделаешь мне одолжение. Может быть, ты даже захочешь сделать это. — Она могла видеть себя в странных глазах брата, радужная оболочка была такой темной, что зрачки, практически, сливались с ней. — Я был слишком зависим от наследия и защиты нашего отца. От Джейса. Я должен был быть сам по себе. Иногда ты должен потерять всё, чтобы получить это снова, и обретение намного слаще боли утраты. В одиночку я объединил Тёмных Охотников. В одиночку я образовал целые альянсы. В одиночку я заполучил Институты Буэнос-Айреса, Бангока, Лос-Анджелеса…

— В одиночку ты убивал людей и разрушал семьи, — сказала она. — Там был охранник в передней части этого дома. Он должен был защищать меня. Что ты с ним сделал?

— Напомнил ему, что он должен лучше выполнять свою работу, — ответил Себастьян. — Что он должен лучше защищать мою сестру.

Он поднял руку, которая не прижимала её запястье к стене, и коснулся локона её волос, потирая пряди между пальцами.

— Алый, — произнёс он, его голос был наполовину сонным. — Как закат, кровь и огонь. Как ведущий край падающей звезды, горящей, когда она соприкасается с атмосферой. Мы Моргенштерны, — добавил он с тёмной болью в голосе. — Яркие утренние звёзды. Дети Люцифера, самые красивые из всех Божьих ангелов. Мы намного красивее, когда мы падаем.

Он помолчал.

— Посмотри на меня. Клэри. Посмотри на меня.

Она неохотно взглянула на него. Его чёрные глаза были сосредоточены на ней с острым голодом; они резко контрастировали с его белоснежными волосами, его бледной кожей, лёгким розовым румянцем по всей линии скул. Художник внутри Клэри знал, что он был красив, как пантеры, или флаконы с мерцающим ядом, или отполированные скелеты мертвецов. Люк однажды сказал Клэри, что ее талант в том, что она может видеть красоту и ужас в обыкновенных вещах. Хотя в Себастьяне не было ничего обыкновенного, она видела в нем и то и другое.