Город ночь. Песни песков

Бульвар окутан тишиной,
и этот вечер бесконечен,
борей куражит надо мной,
но от тоски и он не лечит.
Пощёчин ветра не боюсь
и воя в унисон печали –
друг друга знаем наизусть,
мы сотни раз уже встречались.

Вдруг что-то хрустнуло вверху,

где начинается бездонность,
и кто-то, крыльями взмахнув,
снежинки звёзд в мои ладони
насыпал щедро.
Лунный лик
прельщал возможностью побега,
и тень, безмолвный мой двойник,
касалась белой сути снега,
причастна тайнам бытия.

Я знал, всё в мире – повторенье,

всё это было – ночь и я,
и ветер, и снеготворенье.

Бульвар

Безупречно выдуман мной –
За стеной, за церковью, за самой верой,
Что мои мысли – там? – перегной,
Но как красиво – туда – упал он нервный,

Лёг в их ноги, они гуляют и ждут,

Лоскутами секунд кутая метры,
Адреса оставляя на пять минут –
Красивые люди, люди ретро.

Адреса составляя, и к ним ключи,

Протянув их как зеркало первым и встречным,
Женщины – так – отражают мужчин,
Для мужчин отражаясь во всём подвенечном.

Эти люди – там – наблюдают слова,

Чтоб коснуться их тенью – иначе,
Может, желая впервые назвать,
Вместо того чтобы вновь обозначить.

И вот мужчины прикрывают глаза,

Тренируя стихами слабые связки,
Может, и правда, чтобы сказать:
«Девушка, что вы? Я не ревную маски,

Как не ревную деревья к очередной – их – весне.

Давайте же видеть друг друга в вечерних парах,
И я превращу свою ревность в снег,
Который истает на этих бульварах,

Который ослепит пустые плащи,

Одиноко несущие новые строки.
Девушка! Благодарите мужчин,
За то, что они иногда одиноки».

Ноктюрн

Ты, может, помнишь, как тропой лесною
ушли мы в ночь, в её двустопный стих,
что шелестел опавшею листвою
куплет, ещё не спетый для двоих.

Как вязли тучи в сумерках, в сиропе

багряно-терпких неслучайных фраз,
и я ловил снежинок первых хлопья
и звёздный блеск твоих осенних глаз.

Он стал мне верным светом путеводным,

и как слепец дорожную клюку
сжимал в руках я милую свободу
и обнимал венчальную строку.

Изгиб тропы нас вёл по лабиринту

секретных слов; шептали дерева,
что мы – лишь тени древнего инстинкта,
и рифмовали наши имена.

А мы блуждали, на излёте ночи

на небесах, не размыкая век,
вдруг различая чей-то чёткий почерк
и парафраз, связавший нас навек.

Безмолвно-бездыханно повторяя

изгибом губ, излучиной руки,
спешил списать я песнопенья рая,
остановив течение реки.

Зачем спешить? Они итак прекрасны –

и эта ночь, и звуки, и мечты,
и сотни слов исписаны напрасно,
их всё равно опять забудешь ты.

Не спеши