Город Ночи

Как только Лулана вернулась на кухню, Моисей повернулся к детективам.

— Вы слышали Лулану. Вы, конечно, из полиции, но здесь ее слово — закон. Закон и порядок. Я буду у вас в долгу, если вы станете вести себя так, чтобы мне не пришлось вышвыривать вас за шкирку на улицу.

— Если мы увидим, что ведем себя недостойно, то сами вышвырнем друг друга, — пообещал Майкл.

Моисей кисточкой указал, куда нужно идти.

— Мистер Обри за тем языческим фонтаном, среди роз. И, пожалуйста, не насмехайтесь над его шляпой.

— Его шляпой? — переспросил Майкл.

— Лулана настаивает, чтобы он надевал солнцезащитную шляпу, когда долго работает в саду. Он же лысый, вот она и тревожится, как бы у него не начался рак кожи. Мистер Обри поначалу возненавидел эту шляпу. И только теперь начал понемногу к ней привыкать.

Карсон покачала головой.

— Никогда не думала, что доживу до такого дня, когда у Обри Пику появится босс.

— Лулана — не босс, — возразил Моисей. — Она так сильно любит людей, что им не остается ничего другого, как подчиняться ей.

Кирпичная дорожка пересекала лужайку, огибала языческий фонтан и уходила к розарию.

В центре фонтана находилась скульптурная группа из трех полноразмерных фигур. Пан, с козьими ногами и рогатый, играя на флейте, гнался за двумя обнаженными женщинами (или они гнались за ним) вокруг колонны, увитой виноградной лозой.

— Я, конечно, не знаток антиквариата, — заявил Майкл, — но уверен, что это Лас-Вегас восемнадцатого столетия.

Розовые кусты росли рядами, проходы между ними засыпали гранитной крошкой. В третьем из четырех рядов лежал мешок с удобрениями, распылитель и подносы, на которых располагались садовые инструменты.

Здесь же был и Обри Пику, под соломенной шляпой с такими огромными полями, что белки могли проводить на них кольцевые гонки.

Пока Пику не заметил их и не поднял голову, он напевал какую-то мелодию. Вроде бы «Его свет разгонит любую тьму».

У восьмидесятилетнего Обри было младенческое личико (понятное дело, старчески-младенческое), розовое и пухлое. Даже в глубокой тени противоракового головного убора синие глаза весело поблескивали.

— Из всех знакомых мне копов вас я люблю больше всех, — не стал скрывать свои чувства Обри.

— А других-то ты хоть чуть-чуть любишь? — полюбопытствовала Карсон.

— Из этих мерзавцев — никого. Но никто из остальных и не спас мне жизнь.

— Зачем тебе эта глупая шляпа? — спросил Майкл.

Улыбка Обри превратилась в гримасу.

— Ну что будет, если я умру от рака кожи? Мне восемьдесят лет. Я могу умереть от чего угодно.

— Лулана не хочет, чтобы ты умер до того, как найдешь Иисуса.

Обри вздохнул.

— С этой троицей я спотыкаюсь об Иисуса всякий раз, когда поворачиваюсь.

— Если кто-то и сможет вымолить тебе прощение грехов, — заметила Карсон, — так это Лулана.

По лицу Обри чувствовалось, что сейчас он скажет что-то резкое. Вместо этого он всего лишь вздохнул.

— Раньше у меня никогда не было совести. Теперь появилась. И это куда хуже, чем абсурдная шляпа.

— Почему ты носишь шляпу, если терпеть ее не можешь? — спросил Майкл.

Обри оглянулся на дом.

— Если я сниму шляпу, она увидит. И тогда я не получу пирог Евангелины.

— С пралине и корицей.

— И с орехами. Я люблю этот пирог. — Обри вновь вздохнул.

— Что-то ты часто вздыхаешь, — заметил Майкл.

Я стал жалким, не так ли?

— Ты был жалким, — возразила Карсон. — А теперь в тебе появляется что-то человеческое.

— И дается это нелегко, — добавил Майкл.

— Как будто я этого не знаю, — согласился Обри. — Так что привело вас сюда?

— Нам нужно крупнокалиберное, громкое, вышибающее двери оружие, — ответила Карсон.

Глава 16

Какой же великолепной была вонь: резкой, облепляющей, проникающей сквозь любые преграды.

Ник Фригг представлял себе, как свалочный смрад насыщает его плоть, кровь, кости, точно так же, как в коптильне дым насыщает куски мяса. Его грела мысль о том, что он до мозга костей пропитается запахами разложения и будет пахнуть как смерть, которой он жаждал, но которая оставалась для него недостижимой мечтой.

В своих высоких сапогах Ник пересекал западный котлован. Пустые банки трещали под ногами, пластиковые коробки из-под яиц и пакеты из-под чипсов хрустели. Направлялся он к тому месту, где только что приподнималась и опадала мусорная поверхность. Теперь, правда, на том участке никакого шевеления не замечалось.

Хотя мусор основательно утрамбовали свалочные галеоны (а глубина мусорного слоя составляла шестьдесят с небольшим футов), иногда он проваливался у него под ногами: маленькие пустоты все-таки оставались. Но Ник был настороже, отличался отличными рефлексами, поэтому вовремя переносил вес на другую ногу и практически не сбавлял шага.

Наконец подошел к тому месту, где поверхность пульсировала. Участок этот внешне ничем не отличался от остального котлована. Раздавленные жестяные банки, осколки стекла, пластиковые изделия, от бутылок до разломанных игрушек, мешки с мусором, завязанные в горловине.

Он увидел куклу с переплетенными ногами и треснувшей головой. Представив себе, что у него под ногой настоящий ребенок Старой расы, Ник топтал куклу, пока не размозжил ей голову.