Город Ночи

— Почему бы тебе не присесть рядом и не выпить коньяка? Ты увидишь, что лучшего места для обеда просто не найти.

Лицо Виктора почернело.

— Ты обедала в гостиной за французским письменным столом восемнадцатого столетия, стоимостью в триста тысяч долларов!

Да, его настроение ухудшилось еще больше.

Испуганная, сбитая с толку, но по-прежнему полная надежды завоевать его сердце, Эрика пустилась в пространные объяснения:

— Я знаю, какая ценная это вещь, дорогой. В моей программе антиквариату посвящен большой раздел. Если мы…

Он схватил ее за волосы, рывком поднял на ноги, отвесил затрещину, вторую, третью. Бил со всей силы.

— Такая же глупая и бесполезная, как первые четыре! — прорычал он, брызжа слюной ей в лицо.

Когда отшвырнул ее от себя, Эрика зацепила маленький столик, на котором стояла китайская фарфоровая ваза. Упала она на персидский ковер, но все равно разбилась.

— Извини, пожалуйста. Мне так жаль. Я не понимала, что в гостиной обедать нельзя. Теперь вижу, что поступила глупо. Мне нужно очень серьезно подумать над правилами этикета, прежде чем…

Ярость, с которой он набросился на нее, значительно превосходила проявленную в спальне. Эрика и не знала, выживет ли она после этой атаки.

Он отвешивал ей оплеуху за оплеухой, рубил ребром ладони, молотил кулаками, даже кусал, и, разумеется, она не могла ни защищаться, ни отключить боль. А боль была ужасной.

Виктор избивал ее методично и жестоко. Эрика знала: он не был бы таким жестоким, если б она не заслужила подобную трепку. И стыд за то, что она не оправдала надежд Виктора, был горше боли.

Наконец он оставил ее на полу и вышел из гостиной. Она лежала долго, дышала неглубоко, осторожно, из-за боли не могла набрать полную грудь воздуха.

Ей удалось сесть, привалившись спиной к дивану. С сожалением отметила, как много красивых вещей забрызгано ее кровью.

Эрика осознала, что ее гениальный муж изобрел чудесный пятновыводитель не только для тех редких случаев, когда дворецкий отгрызал пальцы.

Если она действительно собиралась стать последней Эрикой, ей предстояло учиться на собственных ошибках. Значит, следовало проанализировать все сказанное им и понять, чем вызвано столь строгое наказание, которому он ее подверг. Только сделав должные выводы из полученного урока, она могла стать лучшей женой.

Да, задача, стоящая перед ней, оказалась более сложной, чем она поначалу предполагала.

Глава 74

Троих утраченных по одному снимали с ложа из пальмовых листьев, заворачивали в простыню, относили к другой неглубокой канаве, чтобы похоронить отдельно от пятерых Старых людей.

Эта церемония сильно отличалась от пляски смерти, не столь возбуждала. Поэтому некоторые члены команды уже занервничали к тому времени, когда все трое утраченных легли в братскую могилу.

После церемонии вся команда, с равным числом мужчин и женщин, отправлялась в душ, чтобы отмыться дочиста. И вот там начинался секс, продолжавшийся всю ночь, и во время пира, до самой зари.

Хотя, казалось бы, потоптавшись на трупах Старых людей, они стравливали пар, очень часто выходило, что ночью злость возрождалась с новой силой, и секс становился диким и яростным.

Ник Собачий Нос сожалел, что Эпсилоны полагали необходимым помыться перед тем, как заняться сексом. Особенно ему нравился запах покрытой грязью Ганни Алекто. Чистенькая, она оставалась желанной, но не более того.

Ганни уже направила свой галеон к утраченным, чтобы укрыть их слоем мусора, и вот тут все мысли о пире и оргии разом вылетели из головы Ника: что-то бледное, странное, жуткое вылезло из мусорного поля. Быстрое, как паук, но являющее собой конгломерат человеческих конечностей, голов и торсов, чудовище схватило троих утраченных и утащило их вниз, вниз, с глаз долой, а мусорное поле содрогнулось у них под ногами.

Глава 75

В главной лаборатории «Рук милосердия» Эпсилон по имени Лестер, входящий в команду уборщиков, трудолюбиво выполнял порученную ему работу.

Когда мистер Гелиос находился в «Руках милосердия», Лестер не мог прибираться в лаборатории. Мистер Гелиос не любил, когда рядом кто-то мельтешил с тряпкой и щеткой.

Лестера это вполне устраивало. Он нервничал, оказываясь в непосредственной близости от своего создателя.

Поскольку мистер Гелиос проводил в этих стенах долгие часы и приходил в любое время, как только у него возникало желание поработать, Лестер был вынужден каждый день подстраиваться под него, прибираться только в его отсутствие. Больше всего ему нравилась ночь, как сегодня, потому что после ухода его создателя другие сотрудники по ночам в главную лабораторию не заглядывали.

Вроде бы сложные и фантастические машины, предназначение которых он не мог даже представить себе, должны были вызывать у него страх. Получалось наоборот.

Они гудели, булькали, тикали, шептались, словно обмениваясь секретами, урчали, иногда бибикали. Лестера эти звуки успокаивали.

Он не знал, почему так происходит. Не задумывался над этим, не старался понять.