Мне не оставалось ничего другого, только перейти в наступление. Я направила нотариусу Марио заказное письмо, и вместо того, чтобы говорить, будто мне известно, что у него нет оригинала, я сделала нечто противоположное. Я написала: «Мне интересно, нет ли у вас, друга Марио Стефани, подписанного лично им завещания. Подтвердите мне это, и, если оно у вас, немедленно зарегистрируйте его, потому что я – адвокат человека, упомянутого в завещании». Через двадцать четыре часа нотариус позвонил мне и сказал: «Я его нашел».
– Вы на самом деле верите, что он нашел его между страницами книги? – спросил я. – Или он по каким-то причинам хотел его скрыть?
– Я не обязана верить или не верить. Я заинтересована только в защите интересов клиента. Нотариус сказал мне: «Пока я не могу его зарегистрировать, потому что для этого мне нужны некоторые заверенные документы». Я ответила: «Нотариус, завтра утром вы их получите. А затем вы непременно зарегистрируете их для меня!»
Напористость Кристины Беллони обескураживала и несколько смущала меня. Она подтвердила то, что Минацци сообщил мне о судьбе завещания: Минацци отдал его Бернарди, тот вручил его Кристине Беллони, а Кристина Беллони вернула его нотариусу и попросила обнародовать завещание.
– Я получила от нотариуса сертификат, – сказала она, – и с ним отправилась к прокурору со словами: «Теперь немедленно вскройте пакет». Он попытался оттянуть время, а через сорок восемь часов я получила судебное распоряжение для прокурора освободить дом Марио от наложенного ареста.
– Как получилось, что Анна стала наследницей? – спросил я.
– Никола продает фрукты и овощи – он простой человек, не искушенный в социальных и юридических вопросах. Он боялся травли со стороны прессы и вообще был сильно напуган. Я добилась постановления держать все в секрете, по крайней мере, некоторое время, чтобы он смог справиться с потрясением. До обнародования завещания прошло еще двадцать дней, и теперь каждый может с ним ознакомиться.
– Кажется, вся эта скрытность возбудила в людях подозрения, – сказал я.
– В СМИ появилось множество нелицеприятных измышлений об отношениях Марио и Николы, но все это ложь. Я посоветовала Николе не реагировать, так как в противном случае все может стать еще хуже. Итак, мы подождали, когда закончится инвентаризация сочинений Марио и состоится передача его наследия в Кверини Стампалья, после чего Никола Бернарди провел пресс-конференцию.
– А как насчет спекуляций о том, что Марио шантажировали? Его преследовали из-за денег?
– Я обнаружила, что он судился с какой-то женщиной, требовавшей возмещения ущерба от протечки воды из расположенной этажом выше квартиры Марио. Она требовала огромную сумму, и, очевидно, его это сильно беспокоило.
– Это не сняло обвинений и не избавило от подозрений, – сказал я.
– Да, обвинения звучали со стороны Альберта Гардина, который представляется издателем Марио. Я навела о нем справки в торговой палате. За свою жизнь Гардин перепробовал много профессий, но его издательского дома попросту не существует. У него нет юридического адреса. В девяносто первом году был один контракт, но после этого издательство закрылось. У меня возникли подозрения, когда он посмертно опубликовал сборник стихов Марио, не поставив об этом в известность его наследника. Он продает книги без штрихкода, поэтому невозможно проследить, сколько экземпляров продано. Кажется, он движим жаждой саморекламы.
– Как вы думаете, мог Никола или кто-то из его друзей писать синим фломастером угрозы на витрине магазина Гардина?
– Это абсолютно исключено.
– Но кто в таком случае это делает?
– Может быть, сам Гардин.
Даже до того, как Никола Бернарди был публично назван прессой наследником Марио Стефани, его имя и местопребывание постоянно обсуждались в кругу друзей поэта, и толпы любопытных постоянно осаждали лавку семьи Бернарди, чтобы посмотреть на Николу. Некоторые фотографировали, притворяясь туристами; некоторые даже заходили в магазин и покупали килограмм помидоров. Потом зеваки сравнивали свои впечатления. Судя по их отзывам, Бернарди был высок, но внешностью обладал неброской; был он худощав, редеющие волосы коротко острижены, а длинное лицо напоминало лошадиную морду.
– У него маленькие глазки, – говорила одна из знакомых Стефани, – маленькие и бегающие, как у ящерицы. Улыбка у него, на мой взгляд, очень напряженная и вымученная, вроде внезапно возникающих улыбок детей в Марокко, Мексике и Индии, когда они готовятся просить у туристов денег. Рты у них раскрываются неожиданно и широко. У детей из богатых семей улыбки более сдержанные. Они не так часто смеются – только когда им на самом деле смешно.