Город падающих ангелов

– Я написал книгу о демократии. Она называется «Демократия: великий обман?». Демократия вызывает у меня отвращение. От нее меня тошнит! – Он произнес это с сильным чувством, но не теряя при этом учтивой любезности. Оседлав любимого конька, он перестал говорить по-английски и окончательно перешел на итальянский: – Знаете, на чем зиждется демократия? На числах! Но, как всем известно, при нарастании количества ухудшается качество. У демократий гнилой фундамент, и ее качество год от года становится все хуже и хуже. Именно поэтому демократия получает неспособных лидеров, избираемых случайным образом. Было бы куда разумнее вручить бразды правления элитной аристократии людям, унаследовавшим представления о справедливости и достойном правлении от своих благородных предков. Это истина. Лучшие правительства всегда были при монархии или элитной аристократии. Это не раз подтверждалось исторически, генетически и биологически!

– Насколько я понимаю, – сказал я, – вы отсылаете нас к тому элитному правлению, какое существовало в прежней Венецианской республике.

– Ecco! Именно так! Правящая патриархия. Нас осталось очень немного. Род Барбариго угас. То же самое случилось и с Мочениго. Вымерли Пизани, построившие этот дворец. Та же судьба постигла Гритти, Дандоло, Фальеров, Сагредо и Контарини – восемь из ста двадцати дожей были из рода Контарини.

– Сколько же осталось семей, давших Венеции дожей?

– Все еще существует семья Градениго – это старинный род, но не очень значительный. И… дайте вспомнить… ах да, Верньеры. Да, еще Марчелло. Вас, наверное, заинтересует моя книга «Аристократия и государственное правление». Сейчас я пишу труд, доказывающий существование реальности! Готово уже две тысячи страниц.

Книга, посвященная реальности, написанная венецианцем, была любопытна для меня возможными поворотами. Лоредан, кажется, был готов пуститься в объяснения, но в этот момент жена потянула его за рукав.

– Ну… хорошо, в другой раз, – сказал он. – Но я пришлю вам экземпляр книги, в которой объясняю, почему демократия – это чистое мошенничество.

Уходя под нажимом тянувшей его и виновато улыбавшейся жены, он поднял руку, как бы для прощального жеста, но вместо этого вдруг растопырил три пальца:

– Три дожа!

Мы направились к высокому окну, выходящему на Гранд-канал. Роуз указала на пару, смотревшую в нашем направлении. Мужчина, тучный обладатель копны густых кудрявых рыжих волос, широко улыбался, демонстрируя редкие зубы. Женщина была темноволосой, стройной и явно моложе мужа.

– Это Алистер и Ромилли Макэлпайн, – сообщила Роуз. – Алистер очень близок с Маргарет Тэтчер. Он был казначеем консервативной партии во время ее премьерства. И еще он коллекционирует разные вещи. Например, такие серьезные, как картины Джексона Поллока и Марка Ротко, и менее серьезные – например, пастушьи посохи, тряпичные куклы и полицейские дубинки. Думаю, у него сейчас не менее девятисот дубинок. Ромилли обладает отменным вкусом и большой коллекцией одежды от Вивьен Вествуд. Собственно говоря, Макэлпайны не столько живут в Венеции, сколько прячутся, потому что их дом в Лондоне был взорван террористами из ИРА и им пришлось скрываться. Ромилли! Алистер!

Макэлпайны обменялись радостными приветствиями с Лоритценами и сказали, что рады знакомству со мной.

– Как ваши коллекции? – спросил Питер.

– Я все продал! – трубным гласом прогудел лорд Макэлпайн.

– Должно быть, для вас это было мучительно, – сказал Питер.

– Вовсе нет. У меня душа кочевника, и я ни во что не ставлю обладание вещами: я с удовольствием приобретаю, но без сожаления расстаюсь с приобретениями. Однако признаю, что сильно переживал по поводу коллекции садового инвентаря, особенно газонокосилки на конной тяге с кожаными чехлами для лошадиных копыт – чтобы лошади не вытаптывали лужайку. Я всю ее разбил молотком.

– Зачем? – поинтересовался Питер.

– Чтобы не делать мучительный выбор!

– Но вы же не бросили коллекционирование? – спросила Роуз.

– Нет, нет. Я всегда стремлюсь к чему-нибудь новому. Теперь я заинтересовался галстуками, ну так, по мелочи. У меня уже есть несколько вполне приличных.

– О, Алистер, ну почему ты сразу не скажешь все, как есть, – укоризненно произнесла его жена. – У него уже несколько тысяч галстуков.

Я был очарован Макэлпайнами, но не мог удержаться от того, чтобы вообразить грохот взрывающихся бомб и вой сирен как контрапункт к нашей невинной болтовне. То, что они были в масках – он в маске арлекина, она в маске, покрытой розовыми блестками, – придавало нечто фарсовое упоминанию о том, что в Венеции они скрывались от террористов ИРА. Как только они удалились, я спросил Роуз, что, собственно говоря, она имела в виду, когда сказала, что они тут прячутся.