Город посреди леса (рукописи, найденные в развалинах) (СИ)

— Погодите. – Поравнявшись со мной, Аретейни зашагала рядом, поправив сумку на плече и отпустив подол длинного ярко-синего платья, до того заткнутый за пояс. – Мы не очень-то тепло расстались, так ведь?

Я пожал плечами. Вроде, ничего особенного между нами и не происходило, с чего бы это ей беспокоиться? Одновременно с тем где-то в груди поднялась теплая упругая волна.

Я даже остановился.

Разум может напридумывать себе в утешение любые объяснения происходящему – хоть бы и назвать человека его же двойником, с целью разложить все по полочкам.

Но сердце – сердце не обманешь.

— Что с вами? – удивилась Ласточка, тревожно заглядывая мне в глаза. – Вам нехорошо?

Я переключился на интуитивное восприятие.

И снова увидел ее. До последней цветной ленточки ауры.

Та-ак.

Ну, и как вы мне это объясните, а, товарищи?

— Слушай. – Я честно попытался не строить никаких версий хотя бы на этот раз. Не тут-то было – версии напором лезли в голову, одна за другой. – Слушай, у нас просто... В общем, тебе не о чем беспокоиться. – Вышло бестолково, но не объяснять же ей про Город и желтые огоньки.

Ласточка замолчала. Где-то в ветвях над нами щебетала птица. Аретейни улыбнулась.

— Ничего, вы не расстраивайтесь. Я уже не беспокоюсь, раз все хорошо. Вы... простите, что я вас забыла. Даже странно, у меня хорошая память на лица. А может... может, вы меня с кем-то спутали?

Я невольно фыркнул.

— Тебя-то? Тебя захочешь – не спутаешь. Ладно, проехали.

Она улыбнулась еще шире и протянула ладошку.

— Мир?

— Да я и не ссорился. – Я пожал ей руку и направился дальше. Она легко догнала.

— Вот и хорошо. Может, сходим куда-нибудь? Давайте, к примеру, в Парк Горького, а?.. А в Ленинграде сейчас хорошая погода. Во, точно, приглашаю в Эрмитаж. А? С меня билеты на модуль. Хотите? В качестве извинения.

Билеты на что?.. Где хорошая погода?..

— Лучше где-нибудь недалеко, – улыбнулся я. Ласточка, как и всегда, была очаровательна и непосредственна. В своем репертуаре – вот так вот, запросто, незнакомому человеку предлагает погулять. Надо бы ей будет мозги вправить. Если вернусь.

— Легко. – Она извлекла из сумки пачку сигарет. – Будете?

— А на территории больницы можно?

— А вон ворота.

Мы действительно подошли к воротам, и я, пожав плечами, вытянул сигарету. Жизнь, похоже, налаживается, да и к ультразвуку я привык и ухитрился абстрагироваться. А деревья взяли и кончились.

Снова солнце, чтоб его в туман десять раз.

Нэйси

Странника как не бывало. Вот, только что лежал без сознания на диване – а уже успел исчезнуть. Когда, как – мне абсолютно неясно. И дверь закрыта. Ну, не сквозь же стену он прошел, в самом деле. Хотя, кто их, Странников, знает. Может, и ходят. А может, и не ходят.

Да ну их всех совсем.

Я устало опустилась на диван и принялась недвижно пялиться в противоположную стену, где слева от двери стоял резной комод, а на нем – мамина фотография. Это мне частенько помогало. Вот так вот, иногда бывает грустно, или еще чего-нибудь – тогда я смотрю на мамину фотографию, и все становится хорошо, и все проблемы кажутся незначительными.

Мы, наверное, все сошли с ума. Все не в своем уме, все психи. Потому что иначе в нашем мире не выживешь.

Так говорил командир. Иногда он заходил к нам после смены, тогда мы все сидели на ковре и пили чай, – Лесли, кстати, неплохо печет печенье, – и Дэннер нам рассказывал о том, что он прочел в старых книгах в Храме. Он очень смелый, потому что все боятся ходить в Храм, боятся фанатиков, а он ни капельки не боится. И настолько увлекательно и захватывающе он рассказывал, что я забывала про чай – только слушала, слушала, слушала. А иногда он пел нам под гитару, он очень красиво поет, даже лучше, чем Лаэрри. А Лаэрри больше не поет после того случая. Будто голос пропал. Теперь она просто играет на фортепиано. Иногда я слышу, как ей тихонько напевает Лидия, но Лидия петь не умеет. А командир умеет. Если бы не он, да не Лидия, мы бы умерли, наверное.

...Над комодом, над маминой фотографией, висит на стене его рисунок. Очень красивый рисунок, но командир и тут учудил. Ну конечно, где же это видано – голубое небо и белые облака! Полный абсурд. А озеро?.. Просто удивительно, что в нем такая прозрачная вода и нет тварей. Береза прямая и ровная, не перекрученная, будто и не дерево вовсе, и шипов на ней нет, и даже ловушек. Какая ж береза без ловушек?!.. Я почти наяву ощущаю легкий теплый ветерок, рябящий воду и шевелящий плакучие ветви. Золотая пшеница колосится до самого горизонта, до темного зубчатого гребня леса, купающегося в дымке тумана вдалеке, а через золотое море медленно ползет красный трактор. Ясен пень, что тракторы ездить не могут – они просто стоят на месте, и ржавеют, и в них живут вороны и ползучки. Первые кушают вторых, но вторые все равно не сдаются. И простора такого не существует. Все же странная фантазия у нашего командира.