Город призраков

Жемчужане, до глубины души тронутые этой сценой, наперебой загалдели, убеждая, что Галку непременно вылечат. Вано присел перед Галкой на корточки и погладил ее по лицу.

— Послушай меня, девочка. Я бы рад тебе это сказать… Но лучше знать правду, какой бы жестокой она не была. Профессор проиграл в этой схватке со смертельной болезнью. Боюсь, что ты обречена.

Ступаков не выдержал и замахнулся. Но его рука повисла в воздухе, когда раздался твердый голос профессора.

— Я проиграл. И ты наверняка обречена. Это все, что я могу сказать наверняка.

И вдруг Галка, отпихнув от себя всех своих утешителей, вскочила с дивана и набросилась на Сенечку.

— Это все ты… Ты… Ты меня обманул… Ты сказал, что это лекарство уже существует… Ты обещал… Ты сказал, что это наверняка отведет подозрения… И мы… Мы теперь в ловушке.

Сенечка в ответ криво усмехнулся. И впервые за все время нашего знакомство я увидел его настоящий взгляд. Холодный, жесткий и почему-то очень-очень взрослый.

— Дура! — прохрипел он. — Круглая дура. Это действительно была ловушка. И теперь… Вот теперь тебя уже ничто не спасет…

Выпалив это на одном дыхании, он круто повернулся и почти бегом направился к выходу. И наткнулся на меня.

— Я не собираюсь бежать, Ник. Мне теперь все равно. Кстати, ты ужасныйрассказчик. И твоя сказочка про парня, уничтожавшего ему неугодных, очень слабенькая. Ты не уловил сути.

— Может быть, Сеня, — согласился я. — Суть наверняка трагичнее и мудрее. Но одно скажу — это была не сказка. К сожалению это была быль.

— Так я не понял, — неожиданно, как гром среди ясного неба, прозвучал низкий голос Гоги Савнидзе. И все разом опустились на землю. — Чего-то я не понял. Профессор изобрел лекарство или нет?

— Нам есть что отпраздновать! — торжественно произнес Заманский. И его глаза при этом возбужденно блестели. — Нам есть что отпраздновать! Но я предпочитаю это сделать с друзьями!

Профессор решительным шагом направился к дивану, на котором сидел Угрюмый, так за все время не проронивший ни слова. Заманский протянул ему руку.

— Без тебя мне никогда бы это не удалось. Более того — человечество своим спасением будет обязано не столько мне, сколько тебе. Спасибо…

Угрюмый сидел насупившись, как всегда. И задумчиво вглядывался в одну точку на полу. Наконец он медленно приподнял голову. И в упор посмотрел на профессора. И ответил на его рукопожатие. И впервые за долгое время на его губах заиграла улыбка. И надо отметить, эта улыбка ему удалась.

— Кстати, вы ужасный актер, — похлопал его Вано по плечу Заманского — Вы сделали правильный выбор. Вы не для сцены. Вам лучше сидеть в своей душной лаборатории и колдовать над пробирками. Но в любом случае, огромное спасибо. Надеюсь вы держали в кармане фигу, когда так откровенно лгали?

— Это было нелегко, — улыбнулся профессор. — Но я действительно сделал правильный выбор.

— Я думаю, здесь каждый сделал свой выбор. Можете аплодировать профессору. Скольких негодяев теперь он может спасти!

Я внимательно посмотрел на Сенечку. Как он преобразился за столь короткое время! Прищуренный, змеиный взгляд. Глубокие морщинки у уголков искривленных тонких губ. Вздрагивающие раздутые ноздри. Я уже не видел ни лопоухих ушей, ни обаятельных веснушек, ни детской улыбки. И в очередной раз подумал, какой он оказывается взрослый. И как только раньше я этого не замечал? И на миг мне показалось, что из его рыжей, по-прежнему лохматой шевелюры, прорезались маленькие рожки. Впрочем, наверняка, это было мое разыгравшееся воображение…

— А как же мы? — пропищала зареванная Галка. — Что теперь будет с нами? Нас ведь вылечат? Да?

Я невозмутимо пожал плечами.

— Насколько мне известно, вы ведь сами все эти годы утверждали, что рак настигает отъявленных грешников. И ниспосылается самим господом Богом. Боюсь, мы ничем вам помочь не сможем. Вы безнадежно больны. Думаю, Гога со мной согласится. И проявит гуманность к больным, не возбуждая уголовного дела. Кто посягает на небо, тот и карается небом, — закончил я философской фразой, которую придумал сам. Хотя, возможно, ее придумала за меня жизнь.

Следующим утром мы сидели с Белкой на берегу моря, прислонившись к огромному гладкому камню. На том же самом месте, где она впервые назначила мне свидание. Было еще очень рано. Но солнце уже оторвалось от земли. И, казалось, повисло между морем и небом, едва согревая нас своими лучами. Оранжевые солнечные блики отображались в спокойной глади воды. И это утро не было ослепительно ярким. Тусклый дымчатый свет наполнил море и небо, которые сливались на горизонте в однотонном спокойном цвете лазури. Там, где-то вдали море было взволнованным, безумным. А здесь оно лениво расплескивало волны по песку и то ради того, чтобы не показаться усталой речкой. Все замерло. И даже неукротимое море покорилось утреннему солнцу, ниспославшему на нас оранжевую тишину. И только белые чайки ловко скользили по волнам. Вот-вот наступи жара. Вот-вот солнце в очередной раз отпразднует свою победу. Так, что даже вечно холодному морю станет жарко. Так и должно быть. И так будет всегда…