8) Протоиерей, магистр, Василий Иванович Гаретовский, занявший настоятельство при ряжском соборе с 27 июля 1853 г. Получив высшее духовное, христиански-гуманное образование в московской духовной академии, где окончил курс учения в 1852 году, о. Гаретовский поставил себе задачей – в жизни и деятельности своей осуществлять по возможности те высокие идеалы, какие начертало ему, в сем отношении, строго-религиозное академическое развитие и воспитание. «Высокопочтеннейшие отцы мои и братия!» – говорил он своим собратам по священноелужению и представителям местнаго городскаго общества, собравшимся (10-го мая 1866 года) разделить домашнее его торжество по случаю совершившагося двенадцатилетия благочинническаго ого служения». Двенадцать лет тому назад, в этот самый день в епархиальной консистории, в присутствии старших священно-иереев – членов оной, пред св. Евангелием и животворящим крестом Господним, положенными против священнейшаго для каждаго русскаго верноподданнаго зерцала, я, с благоговейным страхом торжественно произнес присягу на верность службы благочестивейшему Монарху – отцу, первее и более всего пекущемуся о благе Церкви православной и ея смиренных священнослужителей. Что чувствовал я в те торжественныя минуты, – я и доселе не могу дать в том даже себе самому определеннаго ответа. Знаю только и не обинуясь скажу одно, что в то время я весь был преисполнен одним святым чувством любви к собратиям своим, коих жалкий, бедственный большею частию, быт мне суждено было с малолетства узнавать собственными, самыми тяжкими и болезненными, опытами скудости и нищеты. С этим святым чувством любви, готовый служит всем и каждому, и явился я среди вас на службу вам и всей местной среде православной. Но я явился сюда, будучи меньшим из братии моей, младшим всех иереев по летам, юношей еще, хотя и с академической школьной скамейки: обстоятельство которое, не смею скрыть от знающих то, заставило многих смотреть на меня, в качестве настоятеля собора, как на человека, занявшаго не свое место. Дело, понятно, очень естественное – в нашей среде, где соборное настоятельство занималось прежде людьми, пожившими уже довольно и всегда более или менее заслуженными; но крайне жалко и прискорбно то, что оно было причиной не малых огорчений и испытаний для меня, и тем более, что оно давало понять, что и в нашей среде не всегда можно найдти христианскую простоту и браткую откровенность. Но и это, не доброе по видимому, прошлое но замедлило, по устроению Божию, принести благие плоды, научив меня различать духа правды и любви от духа льсти и обмана, и, всмотревшись ближе в себя самаго, умерить порывы теплой, иногда даже горячей, откровенности, всегда проистекавшей из сердечной любви, готовой братски служить каждому, но не всеми и не всегда так понимаемой. Забудем же это недоброе прошлое и остановимся вниманием своим на прошлом же, но добром. Благодарение Господу Богу! При всех испытаниях, мной многократно встречаемых, при всех, неизбежных и под час тяжских огорчениях, я твердо стоял на том пути настоятельского среди нас служения своего, на который поставила меня всепромышляющая десница Господня чрезь видимую Богом данную власть Архипастыря. И, не в похвальбу себе о которой, как сами знаете, я никогда не прилагал особаго попечения, пренося ее в жертву общеполезному делу, а в заявление святой правды, могу здесь – пред лицом самого Бога, невидимо вам соприсутствующаго торжественно засвидетельствовать пред вами, как и пред всем своим благочинием, что став на сем, указаном мне властию архипастыря, пути, я не стоял праздно и не спал без печно, а все шел, и не один шел, но посиле и возможности, вел за собой, или верней, вперед сея и все благочиние свое, которое, как вам известно, никогда не было забыто, как и теперь не забывается, милостями епархиального архипастыря удостоивающаго добре служащих прессвитеров заслуженной чести. Да в 12-ть летнее благочиненское служение мое, из городских иереевь не осталось ни одного без положительных наград епархиальных и Высочайших, но награждены – двое Всемилостивейше пожалованными камилавками, один скуфьею двое – набедренниками и скуфьими и трое – набедренниками; а изь сельских 17-ти иереев, в числе коих семеро не много еще лет служат алтарю Господню, награждены один камилавкой, двое – скуфьями, один набедренником и медалью за безмездно обучение приходских детей и пятеро – набедренниками. Равным образом, взысканы милостивым вниманием начальства и ктиторы церковные, из коих один (купец) награжден похвальным листом за подписью епархиального Архипастыря и Всемилостивейше пожалованное серебреною медалью, на станиславской ленте, для ношения на шее, другой (временнообязанный крестьянин) – таковою же медалью для ношения на груди, 16-ть человек – похвальными листами, выданными из д. консистории. В заключение же всего, и я бедный труженник не был забыт милостию епархиального начальства, которое, удостоив меня награждения набедренником, и сходатайствовало потом мне и Высочайшия награды скуфьей и камилавкой. Кароче, сколько мне и вам, самим известно, ни одно еще благочиние не изыскано такими милостями, как наше градско-сельское. И слава Богу, благодеявшему нам и своим премудрым промыслом направлявшему все обстоятельства нашей жизни так, что с горестью и под час, быть – может, даже со слезами посеяваемое не замедлило принести сладкие плоды, с радостью пожинаемые вами теперь! Чего же желать нам дальше?.. Одного усердно прошу и об одном смиренно молю вас, возлюбленные о Господе отцы мои и братия, не откажите мне и на будущее время в этом радушном, братском сочувствии, каким пользуюсь я в последнее время от вас и всего благочиния, и которое одно, при укрепляющем меня благодатном содействии свыше, может поддержать ту живую энергию, которою доселе одушевлялись все мои действия, клонившияся к общей всех нас пользе. А я, с своей стороны, как доселе не уставал в непрерывных занятиях по делам благочиния, оставляя в стороне свои частные интересы, так и впредь предаю всего себя общему вашему делу, служить которому я клятвенно обещался в сей же день, 12-ть лет тому назад, пред лицем самаго, всевидящаго и всеведущаго, Бога, который, при нашем, братском о Христе, духовном единении, и совершит, уповаю, прочее течение наше в мире и подаст нам благопреуспеяние во всех наших благих начинаниях и действиях». – «Странно было бы, – говорил еще один из сельских оо. благочинных на том же домашнем празднике о. Гаретовскаго, – странно было бы, еслиб я стал говорить о пресвитерских трудах о. протоиерея вам – городским жителям, которые лучше и подробней, чем я, знаете то, о чем я мог только слышать от некоторых из среды вас же. Странно говорю, было бы, еслиб я стал перечислять теперь многия, достоподражаемыя для нас – иереев, стороны пастырской жизни и деятельности нашего старшаго собрата посвященнослужению, – его заботливое попечение о скудном материальными средствами храме соборном, – его пастырскую ревность выражавшуюся постоянно в благоискусном, согретом живым чувством, назидании прихожан и вообще граждан, а не редко и поселян, проповедию слова Божия, его всегдашнюю, не смотря на постоянныя и многообразныя занятия, готовность, с какою спешил он являться на зов каждаго, и самобеднейшаго, прихожанина своего, – его горячее, полное отечески пастырской любви, сочувствие, с каким он всегда делил и радости и горе своих прихожан, являясь среди их другом и утешителем. Все сие и многое подобное вы сами знаете и можете засвидетельствовать то. Но обращалиль вы когда-либо внимание на благочиннические труды нашего старшаго священнослужителя? Труды сии, думаю, вам мало известны; а между тем они то, вернее всего, причиной того, что старший собрат наш, не достигший еще 40-летия, начал уже очень заметно украшаться сединой, признаком довольно пожилых лет. А это от того, между прочим, что служба благочинническая не дает, как знаем мы по собственному опыту, деятельному священнослужителю покоя не днем только, но и ночью. Жалобы, чаще всего мелочныя, не стоющия внимания, но приносимыя людьми немирственными и назойливыми, не редко отнимают у беднаго священнослужителя – благочиннаго целые дни, заставляя его, в то же время, невольно тревожиться и тем постепенно подрывать свои силы и здоровье. А жалобы серьезныя? Сколько требуют оне внимания и благопросвещеннаго, христиански-гуманнаго, прямодушия, влекущаго большею частию за собой клеветы и ябеды, против которых не всякий имеет мужество устоять! А водворять мир между ссорющимися и ищущими суда – какая многотрудная обязанность, хотя и святая! Между тем, если о ком, то именно о нашем представителе благочинных святая правда требует сказать, что он всегда являлся в подобных случаях ревностным исполнителем Христовой заповеди: «блажени миротворцы», прекращая, сколько нам известно, именно миром все почти дела, поручаемыя ему от начальства, хотя, понятно, и приходилось ему каждый раз терпеть много неизбежных при этом неприятностей. Прибавьте ко всему этому те еще лишения и безпокойства, какия почасту приходится испытывать нашему о протоиерею, как благочинному, во время разъездов по благочинию, а особенно во время производства следствий, которыя были поручаемы ему доселе не в своем только уезде, но и в соседних городах и уездах – скопинском, раненбургском и сапожковском: и вы поймете, что преждевременная седина старшаго священослужителя нашего есть очевидное доказательство его непрерывных забот, клонящихся ко благу его духовных собратов и их прихожан. Имея в виду все это и многое подобное, мы не можем не сказать, что прожить 12-ть лет для нашего о. настоятеля собора и благочиннаго было делом слишком не легким, – делом, украсившим его признаками преждевременной старости. Но, поступив юным (25 лет) на должность протоиерея-благочиннаго, старший священнослужитель наш и доселе продолжает трудиться с усердием юноши, не знающаго утомления и поспешающаго безотлагательно служить всем и каждому. И милосердый Господь не оставлял еще его своею всесильною помощию, и, уповаем, не оставит». – Этими, заимствованными, из двух речей на домашнем празднике о. Гаретовскаго, словами полно и рельефно характеризуется деятельность последняго, как настоятеля собора и благочиннаго. В подобных же чертах охарактеризована эта деятельность соборными прихожанами в их прошении к епархиальному архипастырю, поданном Его Высокопреосвященству особою депутацией 24 марта 1868 года и приведенном уже выше (стран. 43). – «По случаю совершившагося 12-ти летия благочинническаго служения вашего, – писали еще протоиерею Гаретовскому сельские священнослужители других благочиний ряжскаго уезда, – городское духовенство поднесло вам св. икону. С своей стороны, и мы, по этому случаю, считаем долгом заявить пред вами нашу общую, искреннюю и глубокую, вам признательность. Как в старшем священнослужителе уезднаго духовенства, мы постоянно видели в вас поучительный пример неусыпнаго, самоотверженнаго деятеля ко благу Церкви и отечества. Как начальствующий, вы нелицеприятно, строго блюли истину и пеклись о поддержании доброй нравственности. Как ученый, вы никогда никому не отказывали в разумном совете, всегда и ко всем относясь безцеремонно, братски, дружески. Молим Бога, чтобы Он на долго продлил ваше служение в том же духе!» – Всех этих данных достаточно для характеристики деятельности о. Гаретовскаго, о которой, притом, не мало сказано нами в настоящей исторической записке о возобновлении соборнаго храма. Прибавим к сему то, что, быв перемещен из Ряжска в Рязань (с марта 1868 г.) на должность ректора духовной семинарии, проходимую им доселе, протоиерей Гаретовский как доселе прилагал попечение о возобновлении ряжскаго соборнаго храма, так и теперь, согласно постановлению общаго собрания соборнаго попечительства (по журн. от 24 июня 1876 г.) остается постоянным почетным председателем правления сего попечительства и, следовательно продолжает службу при ряжском Благовещенском соборе.