Город сестёр

Скорый сегодня ночевал в своей комнате. Пашка вообще намеревался найти или купить двуспальную кровать и установить в своём купе.

Он потянулся даром к товарищам.

Сразу за стенкой Шило и Беда беззаботно спали, обнявшись лицом к лицу. Оба безупречно здоровые, как и все тут, в Улье.

Дальше, в комнате Короткого, дрых Дед. Он лежал навзничь, почему–то без подушки, уставив спутанную бороду в потолок и что–то бормоча. Деду снилось тревожное. Пашка плеснул ему здоровья — пусть старый хрен поправляется.

Короткий… А Короткий где? Наверно уже проснулся и учесал в гараж, колдовать над луноходом. Короткий вообще, всегда рано вставал. Жаворонок, что с него возьмёшь.

Следующая комната Тьмы и Беды пустовала, по известным причинам.

Бабка тоже спала, положив по–детски под щеку ладошки и совершенно по–стариковски нахмурившись. Скорый осветлил её суровые сны, и женщина расслабилась, разгладила морщинки на переносице, улыбнулась.

Игла тоже спала. Спокойно и деловито. Господи! Она даже сон воспринимала как серьёзный и необходимый процесс. Ох, Мазур. Железная баба.

Сто–оп! А это что такое?! Ванесса лежала головой на груди Короткого, который дрых в её постели. Пашка хмыкнул — права была Бабка.

Потом задумался. Может свадьбу сыграть. Нет — правда. А то ведь тут так всё и будет идти. Без праздников. А праздники в жизни нужны. Праздники, это рукотворная радость.

— Сегодня же, — решил он, — поговорю с Бабкой, и вообще — с массами.

За окном стояла темнота и Скорый решил ещё поспать. И усыпил сам себя.

Проснулся, когда Тьма перелезла через него, накинула халатик и потопала в коридор.

Вернулась, присела на край кровати и сообщила:

— Я выспалась. Пойду на кухню.

— Меня с собой возьмёшь?

— Ну, так — вставай.

Когда немытый и непричёсанный народ повылазил в гостиную, Пашка уже нажарил в духовке целый противень картошки, а Танечка развела и вскипятила пятилитровую кастрюльку сухого молока.

Все принялись вяло ковырять завтрак.

Самыми последними из купе выбрались Ванесса с Коротким. На что Бабка незамедлила отреагировать.

— Ну вот! Я же говорила!

Мазур отмахнулась.

— Ай, Милка, не строй из себя пророка.

— Да ладно, тебе, не серчай.

Ванесса ничего не сказала и уплыла в душевую, напевая и помахивая в такт зубной щёткой. А Короткий сел за стол и, на вопросительный взгляды команды, приподнял бровь.

— А что особенного? Мы тоже люди…

Шило потыкал в него вилкой с картошкой.

— Я, Аркашка, горжусь тобой. Такую ба… э-э… женщину завалить… Это что–то…

— Господи. Шило, кто тебя воспитывал?

Короткий вздохнул, помотал огорчённо головой. Что, мол, возьмёшь с этого некультурного обормота.

Ванесса вышла из душа одетая с иголочки, села за стол, внимательно осмотрела команду. И принялась за картошку с молоком. Ментат! Ей ничего спрашивать не надо. Прожевала и, всё–таки, спросила ни на кого не глядя:

— Я только не пойму — чему вы радуетесь?

Бабка, как всегда выдала прямолинейное:

— Я, лично, за тебя радуюсь. Хватит уже монашкой жить.

— Монашкой?… Я произвожу именно такое впечатление?

— Нет. Ты производишь впечатление хорошо отлаженного механизма.

Ванесса задумалась. Короткий успокоительно положил ладонь на её руку, лежащую на столе. Та глянула на него, вздохнула.

— Наверно ты права.

Потом добавила.

— Спасибо вам. Вам всем.

Ответил за всех Шило:

— Да ладно… Главное, чтобы не худела.

Вот зараза. Брякнул — ни к селу, ни к городу. Но всем стало смешно.

И тут Скорый протолкнул свою идею. Под шумок, так сказать. Он начал издалека:

— Ребята, а тут в Полисе бывают какие–нибудь праздники?

Все старожилы удивились.

— Какие ещё тебе праздники?

А Бабка добавила:

— Тут вся жизнь, сплошное веселье. Чего тебе ещё нужно? Первое мая?

— Ну, например… церковные… православные.

Бабка пояснила ему как младенцу.

— Скорый, тут календаря нет! Тут нет времён года! Тут нет равноденствия! Тут вообще нихрена нет!

Вот тут Пашку оглоушило. Он ведь не интересовался — как тут отсчитывают течение времени. Ну, сутки, часы, минуты… это понятно. А год?!

— Подождите! Подождите. А… А как же тут считают даты? Вот я например, появился тут первого февраля 2015 года. Отсюда ведь можно вести отсчёт.

Старожилы криво усмехнулись. Бабка продолжила пояснять:

— Вот примерно тысячу двести дней назад, твой кластер уже перезагружался. И через такое же время он перезагрузится снова. И там снова будет первое февраля 2015 года. Вот и объясни мне, с какого момента вести отсчёт?

Пашка поставил локти на стол и обхватил голову. Давненько его так не ошарашивали.

А дед Максим осторожно и испуганно спросил.

— Так это что?… Это что выходит?… Пасхи, что ли, не будет?… И сочельника?

— Не будет, Дед. Уж извини.

Дед откинулся на спинку стула и уставился в одну точку. Застыл в шоке.

Но Пашка не сдавался.

— А как же церковь дни считает?

— Я не знаю, — отвечала Бабка, — никогда не интересовалась. Календарь тут простой. Десять дней, это типа — неделя, называют «декадой». Десять декад — сотня. Это типа, ну примерно… как бы, месяц. Десять сотен — тысяча или «миллениум». Вот и всё. Куда тут засунуть пасху?

Все задумались о перипетиях местного календаря.