Город сестёр

— Так. Первым идёт Скорый, через два часа — Шило, ещё через два — Короткий. Я заступлю после Короткого. Дамы могут дрыхнуть.

«Дамы» даже и не думали возражать. Быстренько, на скорую руку сварганили бутербродов из галет, открыли консервы, вытащили из рюкзака Скорого примус и вскипятили чай. Поужинали.

Потом разложили диваны, сбегали за бельём, застелили и залезли под одеяла.

Тьма спросила тихонько:

— Паш, можно я с тобой посижу. Я же могу и в дороге подремать.

Пашка умилился:

— Сиди, конечно, золотце. Веселее будет.

Стемнело. Бригада засопела носами во сне. Танечка прильнула к Пашке и тоже уснула. Скорый поднял её на руки, отнёс на приготовленное ложе, снял ботинки, укрыл одеялом, чмокнул в нос. Та даже не проснулась. Набегалась бедная.

Бабка зашевелилась, села на тахте.

— Не спится что–то. Знаешь, Скорый, тут я нашла склад цемента. В мешках. Там его очень много. А нам он нужен. Стройка ведь.

— Завтра возьмём Камаз с седёлкой, я погрузчиком закидаю цемент в кузов и увезём. Это ты хорошее дело обнаружила.

— Ну, так я же логист… Я тоже в строительной конторе работала. Уже на пенсии была, а меня не отпускали. Уговаривали. У меня связи были серьёзные. Я всё могла достать. И стройматериалы, и технику. И работников найти. А теперь вот никаких связей не надо…

Бабка приюзгалась по тахте поближе к Пашке.

— Эта привычка — во всём искать выгоду, тут мне очень помогла. Тут романтики не выживают… Хотя с другой стороны — вот ты…

— Я что — романтик? — шёпотом удивился Пашка.

Женщина подумала и заявила:

— Знаешь, что я тебе скажу… Странный ты человек, Паша.

— Почему это?

— Ну-у… Если бы другие имели твои таланты… Ты стреляешь, как не знаю кто. Причём это не Дар. Это просто развитие природных способностей… Ты знахарь… Доза, к примеру, сказал, что такого знахаря в Стиксе ещё не было. И, видимо, уже не будет… Вон — Брут. Тот, которого ты укокошил на Шагане. У того был действительно дар стрелка. Не способность, а Дар! Да, да… Так он сразу возомнил о себе черт знает что. Прямо, божество какое–то… Со всеми разговаривал свысока. Всех задирал. Начал брать у торговцев всё что хочет. Потом эта история с женщиной… Он замахнулся на Светку, на жену Алмаза. Она красивая баба. И он решил, что она должна принадлежать ему. Он же лучший! Ага! Прикидываешь?.. Ясное дело — ничего он не получил. Его попытались арестовать… Он четверых убил и ушёл. Понимаешь? Человек только–только получил какой–то задрипанный Дар. Который раз в десять хуже, чем у тебя простые способности… И сразу начал использовать его во вред другим…

Бабка ещё придвинулась и зарассуждала дальше:

— Мне кажется, ты даже не задумываешься о том, чтобы что–то там отнять, кого–то там унизить, потешить самолюбие за счёт тех, кто слабее. Ты наоборот. Вон — пансионат строишь. Спасать имунных намерился… Ты вообще какой–то… Не сказать, что тебе на себя наплевать… Но…

Она покривилась, показывая недоумение.

— Ты уже четыре элиты завалил. И руберов с десяток. Если не больше… Четыре штуки элиты!!… Это же с ума сойти!… Один «зелёный» чего стоит! Такую махину укокать… До сих пор с содроганием вспоминаю. Чтобы такую тварь упокоить, так это Полис бы половину городского гарнизона положил. А ты как–то… Пфф.

Она пожала плечами.

— Ты этих элитников не считаешь, не ставишь зарубки, не отрезаешь когти там или рога, не хвастаешь на каждом углу… Малохольный ты, короче. Тебе самолюбия не хватает. Безнадёжно не хватает. Не обижайся…

Скорому всё это действительно как–то в голову не приходило.

— Ну, и что ты предлагаешь? Хвастать на каждом углу? Что делать–то?

— Ничего. Ровным счётом ничего не надо делать.

Бабка наклонилась и поцеловала его в щёку.

— Вот такого я тебя и люблю. Я тебя сейчас умыкну. Но не волнуйся — не насовсем.

— Да я и не волнуюсь. Не к стоматологу же, — Пашка не смог удержаться от смеха.

— Ты… Ты — засранец! Нашёл с чем сравнить! — Бабка треснула ему символический подзатыльник.

— Да ладно тебе, Мила. Не кипятись. Нам с тобой подумать надо. Сильно подумать. И мне кажется, мы сможем найти выход.

— Выход откуда? И куда?

— Неправильно выразился, — огорчился Пашка, — нам надо как–то наш треугольник…

— Разорвать?

— Нет. Наоборот. Укрепить и сделать безболезненным. Ты же, наверняка, ревнуешь. А это плохо. И Таня тоже…

— Вот и я именно про это. В тебе нет самолюбия.

— А самолюбие–то тут при чём? Господи! Далось оно тебе.

Бабка посмеялась тихонько.

— Другой бы ходил, задрав нос, героем бы себя чувствовал. В Улье женщин дефицит, а у тебя сразу две. Любой мужик сидел бы в «Каспии», рассказывал в подробностях и картинках как он жарит двух баб… А ты… Тебе, видишь ли, надо, чтобы мы не страдали.

Пашка вздохнул:

— Мила, я же не пацан. Зачем мне эта дешёвая слава? Сама подумай… Что это за победа? Победа над женщиной… Это чести не прибавляет. А приобрести друга, в любимом и любящем человеке, намного дороже, чем зависть самцов всего стада. Вот скажи… Ты мне друг?

— А ты что — сомневался?