Город. Штурм Грозного глазами лейтенанта спецназа (1994–1995)

Вторая БМП выскочила за забор, пушка через несколько секунд начала вести огонь по обозначенным крышам. Цели в захвате и методично обрабатываются огнем. Минометный огонь стал реже и не таким интенсивным. Первая БМП остановилась, в открытые кормовые двери начали затаскивать раненых и убитых. Я оглянулся, ища взглядом своих. Вот один из моих разведчиков тащит в руках что-то типа ноги и, размахнувшись, забрасывает это «нечто» внутрь десанта, открывает рот и беззвучно орет на какого-то длинного нескладного бойца-мотострелка в скособоченном бронежилете и шапке-ушанке с развязанными ушами. Подскочила вторая броня, закидали остатки раненых и убитых.

— Давай! — заорал я механикам. Боевые машины снова, вздрогнув, начали набирать скорость. Минометные разрывы шли по пятам за отступающей колонной, но как-то все в отдалении, сбоку, и особого вреда не приносили. Еще несколько мин разорвалось вокруг здания пожарки. Обстрел прекратился. По моей команде наводчики прекратили огонь.

Все, слава богу, добрались до водокачки. Можно передохнуть и думать, как нам дальше добраться до своего пункта временной дислокации и доложить товарищу Петровичу о выполнении задачи. Или о невыполнении?..

На данный момент и думать нечего куда-то выдвигаться: если мы в пешем порядке двинемся к себе, то нас обстреляют все кому не лень — и боевики, и свои федеральные силы. И правильно, нечего шарахаться под утро накануне наступления войск. Ждать на водокачке, когда за нами приедут, тоже сомнительное занятие: за нами могут и не приехать, а могут просто забыть или, посчитав нас погибшими, списать на боевые потери. Да и подразделение у нас маленькое, так что потери-то и не сильно большие, пехота вон от минометного обстрела потеряла сколько. Сами виноваты, нечего было палить во все стороны, обозначая себя на местности.

Вызвав Пашу, я устроил маленькое совещание. Решили, как только рассветет, выдвигаться к себе. Пойдем напрямую, через аэродром попытаемся сократить путь.

Связист уныло понажимал тангенту. Бесполезное занятие — связи нет. Связи нет даже здесь, неподалеку от штаба. Чудны дела твои, господи, особенно в сфере распространения электромагнитных волн.

Мотострелки занимались своими ранеными и убитыми. Связи у них тоже не было ни с кем. Их буквально несколько часов назад выставили на охрану «водных ресурсов», и, странное дело, когда на водокачке были одни инженеры, то их никто и не обстреливал, а только появилась охрана, сразу началась свистопляска. Контуженный майор-инженер валялся в забытьи в полуразрушенной комнатенке и на вопросы о самочувствии реагировал вяло, закрывал глаза и падал головой на доски. Когда же еще сюда доберутся медики и замена, неясно. Ну, мотострелки не унывают: главное, что они не идут в город вместе со всеми, а ведь черт знает, что будет там. Поэтому радуйся тому, что есть, — ведь все может оказаться намного хуже.

Когда стало достаточно светло, я обрисовал головной паре ориентиры для движения, и мы потопали по свежему снегу, уже припорошенному грязью, в направлении аэродрома.

Несколько раз нас останавливали, пытались положить носом в грязь, кричали, вопили, но все равно пропускали. То ли боялись, то ли узнавали своих. Мы обогнули скопище палаток и штабных машин и вышли на взлетную полосу, заставленную все теми же чехословацкими самолетиками. Их мы уже встречали как старых добрых знакомых. А вот и палатки наших соседей — мотострелкового батальона. Теперь палаток стало намного больше, прибавилось техники, уже в такую рань носились туда-сюда люди. Головной дозор ускорил шаги. Вот он, наш временный пункт дислокации — стоит, родимый, никуда не делся, а вот и пожарная машина, притащенная накануне. Казалось, что мы не видели все это черт знает сколько, а на самом деле уехали на БТРе Петровича только вчера. От КамАЗа веяло теплом и уютом, две трубы, торчавшие над кузовом уютно дымились. Навстречу нам выбежал ефрейтор Садыков и уставился, как на диковинных животных. Пересчитал всех, облегченно вздохнул и спросил:

— Пацаны, что с вами, пацаны?

Я удивленно оглядел свою группу: все в грязи и засохшей крови, но лица такие, как будто всем лет по сорок стукнуло вот только что. Вчера было по девятнадцать-двадцать, а теперь какие-то взрослые уставшие мужики, вроде как шахтеры из шахты после смены идут. Вроде бы и не особо-то воевали, однако видок еще тот…

Зажав под мышкой нелепую трофейную куртку, я прибыл к своему начальству. Направленец в удивлении вылупился на меня.

— О, блин, ты жив?!

— Так точно, а что, необходимо было умереть?

— Да, честно говоря, тут всю ночь решали, думали, как сегодня штурмовать будем, про тебя уже и забыли. А Петрович сказал, что вы наверняка все полегли, в том районе, откуда вы выходили, обстрелы сильные были…

— Да нет, все нормально, задачу выполнили, потерь нет, даже не выстрелили ни разу, вот принесли все, что от связника осталось…

Направленец сказал кинуть куртку под стол и попросил подождать на улице. На выходе я столкнулся с каким-то суровым мужиком, который, недобро глянув на меня, вальяжно залез внутрь кунга.