Город. Штурм Грозного глазами лейтенанта спецназа (1994–1995)

Мое предложение нашло горячий отклик, мои бойцы выстроились цепочкой за бортом БТРа и, выставив стволы в сторону домов, порысили рядышком. Раненые отказались залезать в десант. Уж лучше ножками. Так вот, с шутками и прибаутками, добрались почти что до моста. А там вовсю разворачивалась нешуточная перестрелка. Машины как вчера входили, так сегодня и выходили обратно, проскакивая по одной через мост. Мы вышли как раз к тому моменту, когда крайняя БМП проскочила простреливаемую зону, паля из пушки в сторону частных домов. Боевики поступили очень продуманно, ведя огонь по проходящей бронетехнике снизу вверх. Угол наклона вооружения бронеобъектов не позволял вести прицельный огонь. Нам предложили залезть на броню. Петрович решил прорваться на полной скорости через мост и присоединиться к колонне. А я почему-то отказался: за последнее время мне почему-то разонравилось кататься в броне по стреляющему городу. Раненые проявили завидное упорство и в десант тоже не полезли.

Со стороны Ханкалы заработала артиллерия. Серия разрывов начала накрывать дома в глубине квартала, совсем неподалеку от того места, где мы вчера проходили; дорогу и насыпь начало заволакивать дымом. Это был реальный шанс добраться до безопасного места и спуститься с насыпи. И мы побежали, вдоль домов побежали «гусеницей». Петрович проводил нас недоуменными взглядами. Через несколько минут БТР удачно пройдет через мост. Это последнее, что я увижу на мосту. Потом мост от нас закроет серия дымных разрывов. Потом мне некогда будет наблюдать — мы нос к носу столкнемся с группой боевиков. Они пробегут мимо нас, мы пробежим мимо них в нескольких десятках метров друг от друга. А потом, уже опомнившись, они забегут за дом и, выскакивая оттуда, начнут нас обстреливать. Но все пройдет благополучно. Мы успеем скатиться вниз по насыпи. Где-то неподалеку от нас горели какие-то вагоны, которых еще вчера при переходе рельс не было. Дым стелился почти что над самой землей. Уже упав между рельсов, спасаясь от убийственного огня насквозь простреливаемого пространства под мостом, я дам команду пересчитаться. Не окажется на месте «сына Каспия». Подползший Еж расскажет, что дагестанец, раненный в спину при перебежке, остался умирать на насыпи и отполз в сторону, прикрывая отход группы огнем пулемета. Блин, его об этом никто не просил. На хрена ему это надо было. Где-то сбоку от нас и сверху длинными очередями работал ПК. Наверх пошли Паша и Кипрачев. Смелому парню из Дагестана, из славного города Махачкала, не дали совершить подвиг. Паша сдернул его, истекающего кровью, за ноги и сволок вниз по насыпи. Кипрачев довершил соло на пулемете: выпустил до конца коробку и, бросив ненужный пулемет куда-то вниз, ничуть не мучаясь угрызениями совести, рванул за замкомгруппы. Через полчаса мы, обвешанные оружием, и своим и трофейным, грязные, как черти, шатаясь из стороны в сторону, прошли через блоки прикрытия у военного городка. Солдаты, дежурившие на постах, с ужасом смотрели на мое малочисленное воинство. Вылез на нас посмотреть какой-то пьяный прапорщик.

— Воины, сколько же вас было-то, если всего одиннадцать вернулось?! — в ужасе заверещал прапорщик, кидаясь ко всем подряд и хватая всех за руки.

— Девять нас было, — буркнул в ответ Паша, тащивший за спиной раненого «сына Каспия».

Наш КамАЗ стоял на месте, красная пожарная машина сиротливо прижималась к нему с правого борта. Трубы над тентом уютно дымили. Из кузова выпрыгнул совсем незнакомый нам боец в старой, образца Великой Отечественной войны, форме и испуганно вылупился на нас. Тут же из недр кабины выпрыгнул ефрейтор Садыков и заорал на незнакомого нам солдатика:

— Фули стал, тащи сумку свою, олень, видишь, пацаны раненые, борт открывай, трап ставь…

Бойчишка как ужаленный кинулся открывать борт, вытаскивать лестницу, пугливо озираясь на нас. Садыков откуда-то из-за пожарной машины уже тащил две длинных деревянных скамейки военного образца, покрашенные серой, так называемой «шаровой», краской.

— Пацаны, давайте садитесь… — суетился он.

Незнакомый нам боец выпрыгнул из кузова с огромной медицинской сумкой. Теперь он разительно отличался от простого забитого бойца. Тоном, не терпящим возражений, даже как-то с ноткой превосходства он не попросил, а приказал затащить раненых в кузов. Разведчики в изумлении повиновались, осторожно по трапу заволокли внутрь дагестанца, который уже закатывал глаза и пытался отойти в райские сады к гуриям.

Я, положив пулемет на скамейку, приказал Паше заняться «разоружением» и чисткой, а сам осторожно залез в кузов. На удивление, в кузове обнаружилось несколько солдатских коек-раскладушек, горело в два раза больше лампочек, чем было раньше. Раненый боец, уже полураздетый, лежал на койке, и над ним с бинтами, шприцами и еще какой-то медицинской хренью колдовал незнакомец. Видно, парнишка был не так прост, как казался с первого взгляда. Оглянувшись на меня, он открыл рот, хотел что-то сказать, но промолчал.

— Тебе помощь нужна? — спросил я, поняв его замешательство.