– Быстро, вытаскивай из его головы чип. Без чипа у нас не получится пройти первый уровень защиты и проникнуть к сенаторам, – послышался командный голос Стива.
– Я не могу так поступить! Он – это я в будущем! Вы понимаете, что этим я убью себя своими же руками!
– Давай быстро! Информация о том, что произошло насилие, уже поступила в их полицию от соседей. Скоро к вам приедет патруль, они всё равно арестуют или убьют тебя – и мы не сможем остановить запуск строительства Сириуса!
На первом этаже уже послышались шаги патрульных. Невыносимый скрежет, исходящий от стальных шипов их увесистых сапог, как будто острыми тигриными когтями разрывал в клочья его барабанные перепонки. Подобно загнанному зверю, следователь стоял у края пропасти, настраивая себя на последний прыжок во всепоглощающую бездну неизвестности.
– Ты говоришь, что не можешь так поступить? – прокричал Стив. – Так слушай, он сдал повстанцев властям и за это получил освобождение от уголовного наказания! Этих невинных людей жестоко расстреляли правительственные войска! Если мы не остановим строительство Сириуса, то всё это произойдёт в реальности – и их кровь будет на твоей совести. Каждый раз, когда ты будешь закрывать глаза и блаженно отходить ко сну в своей мягкой тёплой кроватке, они будут приходить к тебе и задавать один и тот же вопрос: за что ты погубил нас. А ты в ужасных муках раскаяния будешь созерцать их блаженные лица, по-детски наивные глаза и свободолюбивую улыбку. Как тебе такая перспектива? Ты сможешь жить с этим дальше? – закричал руководитель группы в микрофон.
Каждое его слово врезалось в сознание, будто высеченное золотыми буквами на чёрном могильном граните.
Взгляд следователя налился злостью и ненавистью. Он инстинктивно схватил жалкого предателя за голову, нашёл в его волосах разрез, засунул в него пальцы и раздвинул черепную коробку. В ней в специальном гнезде виднелся чип. Григориус вытащил его и быстро побежал вниз, по пути отталкивая патрульных. Тусклое свечение в глазах клона начало медленно угасать.
Следователь сел в стоящий на улице летательный аппарат стражей порядка.
– Патрульный 000132, приветствую вас, укажите место следования, – раздался голос внутри.
– Мне в дата-центр, – произнёс следователь.
Аппарат стремительно воспарил ввысь, а находящийся в нём мужчина откинулся на спинку кресла и невольно задумался о крутых виражах своей извилистой судьбы. Мужчина отлично понимал, что, отняв своими руками жизнь у цифрового клона, он, по сути, совершил акт отложенного самоубийства, поскольку всё, что происходило в Сириусе, предопределяло точную модель событий будущего – конечно же, при условии, что их команде не удастся остановить запуск строительства города.
Григориусу не давала покоя мысль о том, что совершил он этот судьбоносный акт неосознанно, импульсивно, под психологическим гнётом Стива, находясь в гуще стремительно раздувающейся ситуации, не оставившей ему ни секунды на раздумье. Поступил бы он так в обычной обстановке, имея реальную возможность сделать осознанный волевой выбор? Стоя на предсмертном одре правосудия, приговорил бы он себя к смертной казни или помиловал бы свою грешную душу?
Великими мудрецами давно примечено, что самый справедливый суд – это суд собственной совести. Но от того он и самый жестокий. За неблагочестивый поступок человек может обречь себя на мучительную смерть или адские муки. Подобными случаями изобилует история. Справедливость никогда не бывает мягкой, ибо прощение, милосердие и гуманность – это хоть и высокие духовные принципы, но всё же отступающие от максимы воздаяния в соответствии с содеянным. Иными словами, они есть суть наказания несправедливого в сторону его мягкости. Такого не может быть в правосудии, вершимом собственной совестью, потому что она точно знает, что заслужил её обладатель. В этом суде человек сам себе прокурор, адвокат, судья и палач. Но самое ужасное – это то, что обвиняемый не имеет ни единого шанса солгать, поскольку никому и никогда ещё не удалось обмануть самого себя.
Следователь поймал себя на мысли, что в тот самый момент в своих рассуждениях о жизни он добровольно передал себя в руки такого правосудия, полностью доверив судьбу самому объективному и беспристрастному судье – собственной совести.
И вот в его голове, словно гром, раздался удар молотка, оповещающего о начале процесса.
Судебный обвинитель надменно встал с места, подошёл к подсудимому и бросил на него суровый взгляд. Приподняв глаза, Григориус увидел своё лицо. Его двойник начал эмоционально произносить речь. Он припомнил те радостные минуты, когда обвиняемый посетил лагерь повстанцев и впервые увидел светлые лица добрых, отзывчивых и благожелательных людей.