— Нет. Ты с нами едешь, чтобы заставить его продать. — Я вскинул голову. Форд больше не пялился на меня, а смотрел в окно.
— А если он не продаст? — понизил я голос.
— Это твой клиент. Твое задание. Поступай, как считаешь нужным.
— Ты теперь в первой лиге, Райми, — злорадно подмигнул мне из-за плеча Форда Винсент. — Игрушки окончились. Пошли серьезные дела.
Помедлив, я кивнул:
— Ясно. А если что-нибудь стрясется?
— А что тут может стрястись? — скривился Тассо.
— Когда ты последний раздал мне задание — насчет Джонни Грейса, — заявился тот негр-киллер, Паукар Вами.
— Насчет Паукара Вами не беспокойся, — процедил Тассо. — Там его не будет. И заруби себе на носу — для тебя его никогда нигде не было. Усек?
— Нет.
— Вот и ладушки. Чем меньше будешь…
— Тассо! — прошипел Винсент, выхватывая револьвер. — За нами следят!
Тассо обернулся. В заднем окошке я различил сквозь туман какую-то фигуру, что маячила футах в девяти-десяти от машины. Мускулы на шее Тассо напряглись, но тут же расслабились. Он, улыбаясь, обернулся к нам:
— Дурак ты, Винсент.
— Это почему же вдруг? — обиделся тот.
— Ты его глаза видишь? — Винсент, сощурившись, уставился в окно. Я последовал его примеру. Туман на миг расступился, и мы обнаружили перед собой человека в длинном белом одеянии. Его глаза были затянуты однотонными бельмами. Совершенно слепой.
— Блин, — проворчал Винсент, — я-то почем знал?
— Где-то я его уже видел, — задумался я вслух.
— Подумаешь, диво, — хохотнул Тассо. — Они прямо в глаза бросаются.
— Они? — удивился я.
— Их целая шайка, — пояснил Тассо. — Все слепые и в одинаковых прикидах. Сектанты какие-то. Вылезают на улицу, как только начинается туман. Наверно, они ему молятся.
— Молятся туману? — засмеялся я. — Такого я еще не слышал.
— Безобидный народ, — заключил Тассо. — И все-таки… — Он тронул Винсента за плечо. — Поехали. Слепой-то он слепой, но что глухой — вряд ли.
Пока мы добирались, я внимательно читал досье. Арон Зейдельман. Родился в Германии в 30-е годы. Еврей. Родители погибли в концлагере. Самому Арону и его дяде удалось бежать из лагеря и покинуть страну. Скитался по Европе. С двенадцати лет сам зарабатывал себе на хлеб. Открыл маленькое дело во Франции, в 60-х переехал сюда, сколотил капитал, скупил кучу старых цехов и складов в районе порта. По большей части они так и стоят заброшенные. Много друзей. Стар, но не уступает под натиском молодых конкурентов.
Мы ворвались в его дом: Форд, Винсент, я и еще двое наших. Зейдельман, в халате и тапочках, потягивая бренди, нежился в кресле под дребезжащие звуки какой-то классической фигни. Когда мы вошли, он попытался встать, но один из наших шестерок повалил его на пол.
— Полегче! — прикрикнул Форд. — Смотрите у меня — товар не портить, пока мистер Райми не прикажет!
Я подошел к Зейдельману и обошелся с ним, точно с моими клиентами в области страховки, — заглянул ему в глаза, стараясь вычислить его характер. В таких ситуациях первое впечатление жизненно важно.
Очевидно, он был напуган, но по его лицу, выражавшему мрачную решимость, чувствовалось, что я имею дело с сильным человеком. Ценой нескольких переломанных костей его дух не сломишь. По морщинкам вокруг его глаз было ясно, что его пытались запугивать и пытать раньше — но он не сдался тогда и не сдастся теперь.
Он отмалчивался — знал, зачем мы пришли. Понимал, что слова над нами так же не властны, как и простой грубый нажим — над его волей.
— Ну? — спросил Форд, стоявший у меня за плечом. — Хочешь здесь с ним поговорить или нам его на улицу вывести?
— Дома его на колбасу пустим или на пикнике пожарим? — зашелся от смеха Винсент.
— Мистер Зейдельман, — начал я, — нам нужны ваши фабрики. Я знаю, почему вы отказываетесь от продажи, но вы исходите из ложных предпосылок. Вы хотите передать их по наследству потомкам, но мы с вами оба знаем, что никто из ваших детей этими фабриками не интересуется. Вы не хотите, чтобы они перешли к человеку иной веры, не иудею, но, мистер Зейдельман, религия в вашем ее понимании отжила свое. Нынешняя религия — это бизнес. Кардинал — такой же бизнесмен, как вы: с точки зрения новой веры, нового порядка вы — почти что братья.
Когда я произнес слова «новый порядок», в его глазах что-то мелькнуло. Я взял эту деталь на заметку.
— Передать вашу фирму Кардиналу — разумный шаг, — продолжал я. — Он придает огромную важность деньгам и прибылям. Он — созидатель империй. Он прямая противоположность ваших детей — ведь им от жизни нужны только удовольствия. Я знаю, и вы знаете, что после вашей смерти они не станут продолжать ваше дело. Простите, если я чужой человек, позволю себе без обиняков отозваться о вашей семье — но ваши дети никуда не годные, расточительные эгоисты.