Поэтому у меня сформировалась паническая боязнь лифтов и многоэтажных зданий. Но по жизни я, ни с тем, ни с другим, к счастью, и не сталкивался.
Не сталкивался по жизни я и с фашистами, вооруженными автоматами. Но как же часто они гонялись за мной по окопам, полуразрушенным зданиям, по горящему городу во сне. Долгое время они меня ловили и убивали, потом я научился управлять этими снами. Когда наступала решающая минута, я останавливал время для фашистов, а сам скрывался.
Моего деда по отцовской линии убили во Вторую Мировую войну, а бабушка и мой в то время пятнадцатилетний отец пережили бомбардировку, когда Америка спутала Прагу с Дрезденом.
У меня есть знакомые немцы, они хорошие ребята, но ночью я неизбежно воюю с фашистами.
Сны, сны, неизбежные сны…
В них я даже не всегда я. Могу быть девушкой или каким-то парнем, при этом испытывать чувства и эмоции этих людей. А бывает, что я просто являюсь зрителем, а не участником. Это как в кинотеатре, волнуешься и переживаешь события, происходящие не с тобой.
Глава 2
Ещё от деда моему отцу перешла маленькая лавочка с выходом на улицу на первом этаже нашего дома рядом с костёлом Святого Гаштала. А вход в нашу двухэтажную квартиру располагается рядом.
С малых лет я постоянно путался под ногами в семейной антикварной лавке. Сказать, что она меня манила – это не сказать ничего. Я был ей зачарован. С большим трудом отцу удавалось меня выгнать оттуда.
Как только я переступал порог и спускался на две ступеньки вниз, я попадал в параллельный мир. Нет, это даже был не мир, а миры. Ведь каждая вещь имела свою историю, свою тайну, свою жизнь.
У меня долгое время было любимое место в лавочке. Недалеко от входа стоял буфет из красного дерева, снизу у него было два отсека, но вот дверка была только с одной стороны. Я облюбовал открытую часть, в которую легко помещался и уже оттуда разглядывал загадочных жителей нашей лавочки.
В одной стороне с моим прибежищем, занимая большую часть лавки, стояли предметы интерьера. Массивные серванты и комоды из ценных пород дерева казались мне главными среди всех обитателей. Все их полочки были заставлены фарфоровыми фигурками, наборами изящной посуды. Каминный гарнитур был установлен на самый верх комода. Он состоял из часов, украшенных фигуркой девушки, играющей на арфе, и канделябров, расположившихся по обе стороны от часов. Изящные, на длинной ножке, каждый имел по пять рожков, они создавали неповторимую атмосферу.
Мне нравилось закрывать глаза и представлять, что пламя свеч тихонько подпрыгивает и отбрасывает тени на стенку, создавая домашний уют. А в это время на улице идёт проливной дождь, капли стучат в окно. Ветер рвётся в этот тихий уголок моего мира. А я сижу, завернувшись в тёплый плед, в кресле качалке и приятно осознаю, что никто не сможет ворваться и разрушить созданную мной иллюзию.
В середине стояли маленькие резные столики для игры в карты или чаепития, вокруг них стулья с золотой и бордовой обивкой. Отец не разрешал на них сидеть, но изредка, я тайком проводил по обивке ладошкой и наслаждался теплом и мягкостью ткани.
Все свободные места на стенах были заняты картинами в золоченых рамках. С них на меня смотрели благородные дамы в пышных ажурных платьях и маленькие дети, одетые и причёсанные как ангелочки, а так же грозные властные мужчины в парадных мундирах. А с моей любимой картины на меня смотрели три пары глаз. Все они были гордые, счастливые и довольные. Мужчина в охотничьем костюме стоял рядом с красивым гнедым конём, а возле него, важно задрав голову, сидела охотничья собака. На переднем плане, на траве лежала их добыча: перепела и куропатки. У охотника из шляпы торчало перо с переливами, им играл ветер. Глядя на эту картину, я завидовал сразу всем. Иногда я хотел быть на месте охотника, иногда на месте собаки, а иногда – коня. Они были очень гармоничны и естественны. Моё воображение рисовало мне картину их охоты, и, смотря, кем на этот раз был я из их троицы, я и представлял себе события в пользу своего героя.